Олег Михайлович Македонский
Автобиографическое эссе "Сирота Астраханская"
Три важных делаВ этом году мне исполнится 30 лет. И что? К чему я пришел? Какие выводы сделал? На такие, казалось бы, простые вопросы и не могу найти ответов. А почему? Да потому, что банан кривой. Сразу вспоминаю немецкую скороговорку: «Warum ist die Banane krumm?».
Все–таки люди странные существа. Всегда что-то планируют, творят, а потом выносят себе приговор на основе сделанных выводов. Не истязание ли это? Посмотрев на них, хочется сказать им: «Да остановитесь же Вы наконец-то. К чему Вам вся эта суета, маниакальная привязанность к деньгам, вещизм и всякая другая мелочь, которую в могилу все равно не унесешь». Нет, они бегают по улицам в поисках больших денег, покупают себе дорогие машины и дома, убивают себе подобных, как мух. Более мелкие, но не менее ценные представители рода человеческого не хуже первых: также мучают себя надуманными или лишними проблемами, часто безмерно пьют и курят, иногда бросаются из окон высотных домов или под проезжающие автомобили.
И те, и другие очень любят делать выводы. Считается, что человек в своей жизни должен сделать три дела: вырастить ребенка, посадить дерево и построить дом. Лично мне это пока чуждо. Я даже не знаю, в какой последовательности необходимо действовать.
Иногда говорю себе: «Олег, успокойся. Пусть они там думают сколько угодно. Все равно не смогут тебя убедить в своей правоте». Слишком долго я слушал других, пытался узнать чужое мнение обо мне, часто помогал им и ходатайствовал, нервничал и не спал по ночам.
Хватит. Уж очень надоело себя грызть за прошлое и настоящее. Уделю-ка себе немного времени: вспомню обо всем подробнее, проанализирую произошедшее и подумаю немного о будущем. Может быть после этого я наконец-то обрету покой.
Отрывочные воспоминания
Мои первые воспоминания о раннем детстве, как и у всех людей, очень смутные. Где-то далеко и в то же время близко вижу красно-кирпичный трехэтажный дом. Часто смотрел в его окно, видел какую-то улицу. Наверное, это был астраханский дом ребенка. По крайней мере, такое предположение совпадает с полученными недавно сведениями о моем прошлом.
Потом в памяти случился большой пробел. До сих пор ничего не удалось вспомнить из улетевшего в небытие промежутка времени.
После вспыхнул кратковременный свет. Одни эпизоды из детской жизни сменялись другими. Увы, их хронологическую последовательность я уже никогда, наверное, не смогу восстановить.
Особенно запомнился пионерский лагерь имени Зои Космодемьянской. Нас, воспитанников астраханского детского дома № 12, вывозили туда на целое лето. Мне очень нравилось там: кругом росли загадочные кустарники и высокая лебеда, за дальним забором находился лес с фруктовыми и обычными деревьями, рядом располагался еще один пионерский лагерь с громким названием «Счастливое детство», недалеко бродили коровы с лопоухими телятами и «откладывали глину», где им только вздумается.
Каждую неделю я ждал банного дня. Мы шли в другой конец лагеря, затем выходили из ворот и попадали в какую-то деревню, посередине которой паслись козы и бараны, а около частных домов носились сумасшедшие курицы в поисках мелких камушков и всяких зерен для улучшения пищеварительных процессов.
Баня располагалась на берегу реки Балда. Вокруг нее стояли тутовые деревья, разбросавшие свои плоды на землю. Мы их собирали и тут же ели, а потом долго отмывали руки от красно-черных пятен. За баней стоял еще какой-то дом, во двор которого я заглядывал через щелочку. Там разгуливали пестрые курочки, петушки и немного повзрослевшие цыплятки. У меня часто возникало желание перелезть через забор. Эта искусственная преграда всегда возмущала меня, но я так и не сделал окончательного рывка в сторону неизвестного домашнего хозяйства.
Для мытья в бане нам выдавали цинковые тазики, доисторические милые мочалки, любимые мною дегтярное и хозяйственное мыло и «столетние», но весьма чистые полотенца. Баня вызывала у меня восторг, потому что очень любил покупаться. Обычно я уходил из нее лишь после продолжительных игр в прятки с воспитательницей.
В этом пионерском лагере имелась еще одна достопримечательность – одноэтажная и длинная столовая. На ее стенах висели соблазнительные натюрморты, главными героями которых являлись арбузы и помидоры. Столы располагались перпендикулярно входу. Посередине столовой стоял непонятный столб, со всех сторон окруженный крышкой стола, как будто бы его специально туда вставили. Впоследствии выяснилось, что им оказался ствол растущего тополя.
В фруктовом саду мы часто останавливались возле неглубокого и узкого канала. По берегам росли ивы, ветлы, тополя и высокий камыш. Я любил смотреть в прозрачную воду и наблюдать за водорослями и мелкими рыбешками. Это было самое приятное время отдыха. Я балдел от запаха травы, засматривался на бабочек, птичек, паучков и жучков, ел яблоки и пил воду из канала. Я часто вспоминаю тот период жизни с грустью, потому что его уже никогда не вернуть.
В двухстах метрах от нашего корпуса протекала все та же речка Балда. Она представлялась мне тогда очень широкой и глубокой. Я боялся ее настолько, что всякий раз пытался улизнуть от воспитательницы, которая собирала детей для прогулки на берег. Иногда мы ловили в ней рыбку, а потом варили уху. Я до сих пор помню запах рыбного супчика, аромат прибрежного леса и высокие заросли камыша, в котором квакали лягушки и посвистывали какие-то птички.
За территорию лагеря мы выходили редко. Обычно это происходило вечером. Светлана Сергеевна строила группу и вела нас куда-то в степь, разреженную небольшими кустами с мелкими и розовыми цветочками, всякими незатейливыми деревьями и различными колючками.
Помню, как однажды, я заметил недалеко от дороги красный лоскуток, потрепанный портфель и башмачок.
«Это все, что остается от непослушных пионеров. Здесь иногда гуляют бандиты и убивают детей. С Вами тоже такое может случиться, если не будете меня слушаться» - сказала воспитательница.
После такой прогулки я стал побаиваться взрослых людей.
В детском доме были не только добрые, но и злые тети. В девять часов вечера, после просмотра «Спокойной ночи, малыши», мы ложились спать. В большой спальной комнате помещалось около двадцати воспитанников. Между двумя рядами кроватей лежала длинная дорожка, в конце которой стоял стол, а возле него находилась моя кровать. Когда ночная воспитательница уходила попить чай к своим подругам в другую группу, мы вставали и начинали прыгать, орать, играть, короче говоря, позволяли себе все, что хотели и могли. Спустя некоторое время, совсем неожиданно, приходила дежурная няня, она же воспитательница, и восстанавливала нарушенный порядок. Тому, кто не лежал в постели, приходилось туго. Она доставала плетку и лупила ею непослушных ребятишек. Особенно мы боялись Cопрыкину Валентину Дмитриевну, женщину огромного роста и плотного телосложения с большими очками. Она наказывала нас очень изысканно - нужно было сесть на колени и вытянуть перед собой руки. В такой позе безобразнику приходилось «отрабатывать» около двух часов. Но самым неприятным наказанием было заточение в темном туалете. Как-то, «поселившись» в нем, я учуял странный, неприятный и доселе неизвестный запах. Спустя несколько минут послышался голос женщины. «Отдайте моего сына. Миша, все равно заберу тебя отсюда» - кричала она сквозь коридорную дверь, заливаясь плачем.
Так я познакомился с пьяницами. Через некоторое время удалось выяснить, что Мишина мамаша часто пила водку и забывала о сыне, поэтому-то его и определили сюда. Как сложилась дальнейшая судьба моего одногруппника? Мне, увы, не известно.
В конце апреля, в мае или в начале июня на внешней стороне окна, ближайшего к моей кровати, поселялись пауки. Их ужасающий вид очень пугал меня. Я с головой закрывался одеялом и дрожал. Затем это стало привычкой, а потом даже и «стилем» сна. И сейчас, спустя уже более двадцати лет, я засыпаю лишь в том случае, если полностью закутан в какую-нибудь «тряпку».
В конце каждой недели мы принимали «генеральные водные процедуры». В большой комнате стояла ванна, а около стен располагались умывальники. Из-за любимых запахов дегтярного, хозяйственного и земляничного мыла я приходил туда первым и уходил последним. Еще мне нравилось, как зловонила хлорка. И даже сейчас, когда ею пахнет, я не чувствую себя плохо и сразу вспоминаю детский дом, в котором всегда было чисто.
Однажды в майский вечер нас собрали в кучу и погрузили в трамвай. «Куда мы едем?» - спросил я Рынкову Светлану Васильевну.
«В цирк» - ответила любимая воспитательница.
Через несколько минут после входа в него нам вручили по стаканчику вафельного сливочного мороженого. Да, восторга было много! Но самое главное случилось позже. Мне досталось место в первом ряду. Я уселся и принялся ждать представления. Наконец-то, оно началось и вскоре на арену вышел разноцветный и смешной клоун. Настроение у него было, по всей видимости, веселым и приподнятым. Он вертелся вокруг своей оси, острил, орал во всю глотку. Затем обратился с вопросом к зрителям. Потом неожиданно подбежал ко мне, схватил за руку и повел на арену. Он задавал какие-то странные вопросы, а я, не зная ответов, только мычал и хныкал. Все вокруг смеялись. Спустя несколько минут, он оттащил меня обратно. С тех пор я ненавижу всякого рода глупые насмешки и беспричинный хохот.
В основном зале нашей возрастной группы находилась игровая зона с различными игрушками, играми и телевизором, столовая, стол воспитателя и «приусадебное хозяйство». Мои интересы ограничивались телевизионными программами, мультиками, различными огородными и комнатными растениями, псевдожемчужными бусами на куклах, машинками, лазанием в выдвижные ящики воспитательского стола и очень занимательной карточной игрой, которая расширили мой кругозор в области природы.
Кормили нас очень вкусно и, кажется, даже сытно. Единственное, что мне не нравилось, так это перекрученная через мясорубку печень и гороховая каша. При их появлении на столе портилось настроение. Я вставал и куда-нибудь уходил. Иногда воспитатели покупали в магазинах сладкие финики, которые выдавали нам по несколько штучек. Мы долго смотрели на южные плоды, а потом медленно съедали. И теперь, уже став взрослым, я по возможности стараюсь купить их, а если нет денег, то сильно не отчаиваюсь, ведь хорошего в жизни людям всегда не хватает.
Кроме цирка мы ходили в Театр юного зрителя. Вспоминается огромный темный зал, в котором раздавался то гром, то плач, то крик. Помню, я сильно заплакал, когда умерло страшное чудовище, потому что мне было его очень жаль. Наверное, это грустное впечатление от сказки «Аленький цветочек» останется в моей памяти на всю жизнь.
В детском возрасте проявляется масса болезней. Я запомнил только одну. Экзема мучила мой организм около года. Руки и уши быстро покрылись волдырями. Вначале врачи и воспитатели сами возились со мной, а потом были вынуждены отправить в больницу, из которой выписываться я не и мечтал. Слишком хорошая атмосфера царила в ней: добрые медсестры носились с нами из кабинета в кабинет, запах мази Вишневского облагораживал больничный воздух, больные дети веселились на полную катушку, бегая по двору и лазая по акациям. Когда окончился период лечения, я вернулся в астраханский детский дом № 12. Он до сих пор находится на улице Яблочкова. Правда, вывеска у него сменилась, но смысл и назначение остались прежними.
На всю оставшуюся жизнь запомню вечер, когда мы смотрели по телевизору какой-то страшный документальный фильм про Великую отечественную войну. Цифра в двадцать миллионов человеческих жизней тогда меня очень напугала. До сих пор в памяти осталась поездка в пионерский лагерь. Запомнилось огромное кладбище с разнообразными и причудливыми памятникам. Помню один высокий монумент, посвященный то ли ребенку, то ли женщине. Воспитательница нам тогда сказала: « Здесь похоронены те, кто погиб в войне». В этой земле их лежит несколько миллионов. Она убедила нас, потому что площадь кладбища оказалась слишком большой. Совсем недавно я проезжал мимо него и примерно подсчитал ее. По моим расчётам она превысила четыре квадратных километра.
Думы о матери
В детском возрасте все кажется большим, удивительным и непонятным. Многое хочется пощупать, облизать или съесть. Обычно мамы предостерегают малышей от необдуманных и опасных поступков. Но мне иногда кажется, что чрезмерная опека над детьми только вредит им. К сожалению, не все родители это понимают.
В то время о своей матери я ничего не знал. Мне даже не довелось ее увидеть. Аксенова Елизавета Александровна усердно нянчилась со мной. Иногда любимая воспитательница забирала меня к себе домой. Кормила и поила чаем с вареньем из черных слив. Когда на улице темнело, я шел на балкон и разглядывал светящиеся окна соседних и дальних высотных домов. Тогда мир казался бесконечным, состоящий из бесчисленных тайн и загадок. Хотелось скорее обо всем узнать и получить какие-нибудь новые впечатления.
Я очень любил добрую и милую тетю Лизу, однако, несмотря на это, я мечтал увидеть свою маму. Часто плакал, капризничал и искал ее за железным и высоким забором. Но все попытки не приводили к желаемому результату.
Дорога домой
Начало июня или конец мая 1980 года. Рано утром нас вывели погулять. На детской площадке располагались клумбы с петунией, песочницы и различные нехитрые приспособления для спортивного досуга. Большинство воспитанников детского дома №12 носилось по территории в поисках чего-нибудь интересного. Я же стоял около клумбы и рассматривал её содержимое. Эти замечательные цветы радовали меня своим розоватым цветом и необычной формой. Палящее южное солнце не лишило их красоты. Я простоял бы здесь ещё, наверное, долго, если бы ко мне не подошла воспитательница, которая взяла меня за руку и повела в корпус. Вскоре мы очутились в кабинете директора. Тамара Ивановна сидела в кабинете и перебирала какие-то документы.
"Олежек, к нам приехала твоя мама и, спустя несколько дней, ты сможешь поехать домой!" - сказала она, откладывая бумаги в сторону.
И действительно, слева от неё сидела женщина и смотрела на меня влюблёнными глазами.
Через несколько дней я вцепился в юбку новоиспеченной матери и ушел из детского дома, не сказав свои воспитательницам: «До свидания». Да, тогда я был счастлив, ведь тогда еще не знал, что будет дальше. А дальше… Я поехал в астраханскую степь, где стояло несколько домов, а рядом протекала Волга. По дороге мать ублажала меня: покупала кексы, мороженое и лимонад. Но как только мы сошли с автобуса и отправились на восток от автострады Астрахань-Волгоград, она вдруг начала кричать. Я сразу вспомнил детский дом, Аксёнову Елизавету Александровну, Алевтину Павловну, Светлану Сергеевну и Рынкову Светлану Васильевну. Мне стало очень тоскливо, однако, протопав 6 км, я переступил порог своего будущего дома.
Первые впечатления
Моя старшая сестра Нина была замужем. Благодаря ей, я перестал бояться домашних животных и изучил их повадки. Особенно понравились мне телята за большие уши, шершавый язык и добрые глаза. Она раскрыла мне огромный интересный мир. Здесь я научился различать ягоды, грибы, птиц, рыб и насекомых, таких как тарантул и фаланга, медведка и мокрица, овод и слепень. Мне удалось покататься на осле и быке, после чего на лбу долго сияла шишка. Вместе мы ходили в степь и пасли телят, собирали помидоры на плантации, расположенной в 1 км от дома.
Мать очень любила сестру и гордилась ею, потому что дочь была весьма хозяйственной особой. У Нины все находилось на своих местах, вещи никогда и нигде не валялись. Кроме того, она вкусно готовила.
Я любил пельмени и тутовое варенье, искусно приготовленные сестрой. Помню, как в один дождливый день, мы пошли искать убежавших телят. Нина взяла с собою чайник и сумку. Сильно проголодавшись, мы сели на траву и принялись уплетать жареную рыбку и пить грушевый напиток. До сих пор в памяти остался этот пасмурный, но очень счастливый день.
Нина была высокой девушкой с черными длинными волосами. Она ходила гордой, с уверенной и прямой походкой, хотя была беременной. Ела мел. Сестра часто учила меня чему-нибудь и я всегда слушал ее наставления с открытым ртом.
Её муж Гера катал меня то на тракторе "Беларусь", то на ДТ-75, то на какой-нибудь развалюхе, название которой я уже и не помню. Он был жизнерадостным и никогда не унывающим, его настроение заражало окружающих. Иногда зять пил пиво или водку, но особых проблем мне, сестре и тёще не доставлял. Он сразу стал моей защитой от матери. Когда она в очередной раз наносила мне побои, я старался вырваться и убежать к нему и Нинке.
Моя мать любила выпить. В нашем доме всегда имелась бражка, которой она угощала всех своих соседей, а когда напивалась, то выгоняла меня. И тогда я уходил к любимой сестре. Когда Нина отсутствовала, я гулял по степи.
Иногда я проходил мимо скотомогильника. Он представлял из себя большую яму, в которой гнили туши коров, телят, коней, свиней и баранов. Вокруг стоял гадкий запах, который доносился порою и до нашего дома. Часто я бродил вдоль берега Волги, рассматривая дохлых осетров, белуг и севрюг. Они погибали от проезжающих моторных лодок. Конечно, среди них встречались и жертвы браконьерства. Животы рыб были разрезанными. Это делалось для извлечения черной икры.
Чтобы попасть к Волге, нужно было пройти по земляному мосту, по обе стороны которого находились речка и балка. Уровень воды в них сильно отличался. Разница в высоте составляла примерно двадцать метров. Из речки вода проходила через трубу, а потом с грохотом летела вниз. Пройдя глиняный мост, я оказывался в степи, где росли колючки, полынь и редкие деревья, специально посаженные людьми. Недалеко от меня кипел воздух из-за сильной жары и низкой влажности. Протопав около двухсот метров, я попадал к яру. В некоторых местах он был крутым и туда я боялся ходить. Вниз спускался около старого дуба. Между яром и Волгой рос лес, текла глубокая и пугающая река, раскинулась поляна, рассеченная мелкими балками. В них часто застревали полугодовалые телятки и я подолгу вытаскивал их, сильно измазавшись в глине.
Первое впечатление от семьи оказалось неоднозначным: с одной стороны, мать, любящая выпить и побуянить, а с другой стороны сестра и Герка, которые стали моими защитниками. Знакомство с сельской местностью переменило отношение к неизвестному доселе миру – жизнь стала более многогранной и интересной.
Первый раз в первый класс
1 сентября 1980 года я пошёл в первый класс. Школа располагалась в селе Каменный Яр. Вначале было трудновато. К тому времени я уже умел и читать, и писать. Ведь этому нас учили еще в детском доме. Но наша учительница заставляла читать меня по слогам и вырисовывать буковки в тетрадке. Помню, как по вечерам я подолгу занимался у нее дома. До сих пор не пойму – зачем Кузнецовой Валентине Ивановне это было нужно?
Первоклассники учились в отдельном белокаменном одноэтажном доме. После четырех уроков я уходил на обед, а потом возвращался в группу продленного дня. Сделав домашнее задание и показав его Самитовой Софье Романовне, я брал портфель и ковылял на ужин.
Шесть дней в неделю жил в здешнем интернате. Основную часть проживающих составляли дети дагестанских и чеченских чабанов. Вечерами мы собирались вместе, чтобы отведать вкусные национальные блюда из баранины и станцевать лезгинку под аккомпанемент Юнуса, Магомед-Шапи или Ахмеда. Музыка создавалась с помощью ловкой комбинации пальцев, стучавших по сиденью деревянного стула. Даже сейчас, спустя более 20 лет, я могу воспроизвести её на любой гладкой доске.
Каждую субботу в 14.00 к интернату подъезжал автобус ПАЗ. Мы садились в него и он трогался в путь. По дороге на ферму многие просили меня что-нибудь сказать. Поскольку я плохо выговаривал букву Г, то моя речь у многих вызывала смех.
Например, некоторые девушки обращались ко мне: «Скажи слово дурак».
После моего смешного произношения старшеклассник Музюков давал мне одну копейку и просил: «Олежка, скажи слово лифчик».
«Липчик» - отвечал я с улыбкой.
Через полчаса я приезжал на МТФ №3, а другие ученики оставались в автобусе, ведь их дом находился далеко в степи. В воскресный вечер на ферму приезжал ПАЗик и я, вместе с фермерскими ребятами и девчонками, ехал в сельский интернат.
Учась в первом классе, я обошёл большинство сельских дворов и познакомился с их хозяевами, измерил все местные лужи. Меня интересовало многое, например, как правильно сажать деревья или помидоры, где находится Капустин Яр и почему наш интернат похож на мечеть?
Однажды я украл у тети Кати 8 рублей и купил на эти деньги шариковые ручки, которые раздал всем знакомым пацанам. Шума было много, но меня лишь чуть-чуть поругали и отстали.
Любимым нашим развлечением было лазание в чужие сады. Например, весной мы поедали в них еще зеленые плоды абрикосов и вишен. Так, однажды я залез в соседний сад, не заметив собаки. Она, конечно, укусила меня за руку. Рана заживала долго, но к врачу я так и не обратился. Лазать по садам после этого случая я не перестал, так как чувство голода покидало меня весьма редко.
По вечерам в какой-нибудь спальной комнате собирались все пацаны, раскладывали на полу маты и боролись до потери пульса. Отказ от «бойни» считался трусостью. В большинстве случаев это оканчивалось чьей-либо победой и синяками у потерпевших поражение.
В кубовом помещении находилась печь со встроенным котлом, в котором мы грели воду для постирушек. За печкой я удачно прятался от обидчиков, готовых почесать об меня кулаки. Рядом располагалась тумба с баком. В нем всегда имелась кипяченая вода и я часто ее пил, поскольку она была очень вкусной.
В конце второго этажа пряталась телефонная комната. Здесь я обычно от кого-нибудь шифровался, названивал и подшучивал над знакомыми, спрашивая у них: «Это баня или зоопарк?».
Через соседнюю дверь лазал на уличную лестницу, а уж потом по цилиндрическим железным опорам быстро спускался на землю. Ходить или бегать по ступенькам вниз казалось тогда неинтересным занятием не только для меня, но и для остальных сверстников.
В интернате я выучил множество пошлых стишков. Большинство из них уже давно забыл, но одно часто всплывает в моей памяти:
Ж..а инеем покрылась,
х… стоит, как Дед Мороз.
И когда я его вспоминаю, то у меня возникает желание вернуться в детство. Однако это по известным причинам невозможно.
По утрам мы занимали очередь в столовую. Главным условием попадания в «общепит» являлось наличие у нас дров, заблаговременно принесенных из сарая. Живую очередь зачастую возглавлял я, ибо всегда спешил в школу, боясь опоздать на урок. На завтрак нам давали очень горячий чай в железной кружке, хлеб с печеньем или со сливочным маслом. Тетя Валя Попова меня, наверное, очень любила, потому что всегда давала добавки, поэтому на уроки я приходил почти сытый и довольный.
В школьном буфете тоже можно было подкрепиться, но из-за того, что мать мне выделяла не более одного рубля в неделю, я довольствовался жирными и не совсем вкусными пирожками за 6 копеек. Я ел их лишь по причине частого недоедания, ведь голод не друг и не товарищ подрастающему поколению.
В школьном сарае, где хранились дрова, после продленки мы играли в прятки и казаки-разбойники. Это было самое любимое развлечение. Прячась в дровах и видя, как долго и упорно меня ищут, я думал, что когда-нибудь стану разведчиком.
Рядом со школой находился полисадник и в него я лазал через забор. Там рос шиповник, всякие цветы и помидоры. Последние поедались мною тут же, без особых церемоний и предварительных водных процедур.
Однажды с интернатского склада кто-то спер сухофрукты. Дагестанские пацаны свалили грех на меня. Сильно избили. Почуяв что-то неладное, воспитатели, повара, ночные дежурные и добросердечные воспитанники разных национальностей, решили разобраться в конфликте. Потом воришку все-таки нашли. Им оказался восьмиклассник, который принимал участие в моем избиении.
Помню, зимой или поздней осенью я приехал из сельского интерната домой грязный, как поросенок. Мать отлупила меня и заставила снять школьную форму, сказав: «С этого дня свои вещи ты будешь стирать сам. Возьми большой таз, хозяйственное мыло и иди в кочегарку. И вообще, приучайся к самостоятельности. Я никогда не дам тебе денег на часы и велосипед. Сам их заработаешь и ни в чем больше не надейся на меня».
После одного эксперимента я понял, что велосипед мне, оказывается, не нужен. Многие пацаны в селе и на ферме имели эту двухколесную машину. Я очень хотел научиться владеть им, но всегда падал с него и набивал шишки. Пришел я как-то в хутор Бундино к Андрею Житникову. Он повозил меня на своем «боевом коне», а потом дал порулить. Проехав около двадцати метров, я упал в неглубокую канаву. Хорошо, что рядом был мостик и я успел зацепиться за него. После этого я окончательно потерял интерес к велосипеду.
19 декабря 1980 года у Нины родилась дочка. Ее назвали Наташей. Так, в восемь лет я стал дядей.
За один год в Каменном Яру я познакомился со многими местными жителями. Попадались разные индивиды, но в основном мне встречались добрые, отзывчивые и искренние люди, большинство из которых знали мою мать лично. В этом отношении год был весьма продуктивным, но в дневнике появилось шесть итоговых троек и из-за этого я получил большой нагоняй от сестры.
Последующие годы
Второе лето, проведенное дома, расстроило мою нервную систему. Вставал очень рано, около шести часов утра, и шел в кошару. Кормил маленьких телят. Тех, что были постарше, выгонял в степь и пас до вечера. Очень любил этих ушастых существ, но иногда они меня выводили из себя. Молодые и сумасшедшие коровьи детишки носились с такой скоростью, что догнать их было весьма затруднительно. С ржаного поля телят я выгонял с помощью использованных жестяных консервных крышек, нанизанных на алюминиевую проволоку, которую привязывал к верхней части крупной палки. Это сильно помогало мне в нелегкой работе пастуха.
Больше всего не любил находиться дома из-за постоянных пьянок матери. Запах бражки вызывал массу отрицательных эмоций. Иногда я даже начинал ненавидеть вишню, являющуюся одним из главных ингредиентов вонючего напитка.
Чем чаще уходил от матери, тем свободнее себя чувствовал. Моими друзьями стали соседские фермерские пацаны и девчонки: Петька Николаев, Костя Калитин, Верка Полякова и ее сестра Надя.
Петрухин брат Валера учился в седьмом классе. Его постоянно ставили мне в пример. Он был высок и очень красив, всегда ходил в отглаженной одежде, не курил и хорошо учился. Девочки обожали этого парня. Однажды я носился около речки. Вдруг к нам подбежал Валерка, который схватил меня и потащил в воду. Зайдя в нее по горло, он бросил меня и направился к берегу.
«Валерка, не уходи!» - кричал я громко и умоляюще, хаотично дергая руками и ногами в глубокой реке.
«Учись плавать, Олежка! Это тебе в жизни пригодится»- ответил он, возвращаясь ко мне.
Спасибо ему огромное за то, что не дал мне тогда утонуть. Лишь в третьем классе я окончательно научился плавать, а произошло это совсем неожиданно. Мы с детворой пришли на берег речки. Сначала бегали и играли в догонялки. Потом все стали раздеваться и залезать в воду. Я не умел плавать, но очень хотел научиться этому. Мне надоело быть белой вороной. Я снял с себя основную одежду и с разбегу влетел в речку, разгребая воду руками. Через несколько секунд я понял, что уплыл от берега метров на десять и весьма удивился такому событию. Мне стало интересно – какая глубина на том месте. Я опустился под воду, но дна не достал. Из-за отсутствия необходимого количества воздуха я стал задыхаться. Кое-как мне удалось добраться до берега. Голова кружилась долго. Я пришел домой как пьяный и рассказал матери о случившимся. Мать пожалела меня и уложила спать. После этого случая я стал чаще купаться в речке, что вызывало недовольство у мамы Тани.
Несмотря на частые драки и обиды, в сельском интернате жилось интересно. По вечерам мы собирались в ленинской комнате, где смотрели хоккей, футбол, «В гостях у сказки» с любимой Валентиной Леонтьевой или программу «Время». Гаджиева Разият уже не дралась со мной, как раньше, а обсуждала всякие политические и внутригосударственные проблемы. Некоторые забияки бегали ко мне за помощью по учебе. Я решал им задачки по математике, переводил тексты с немецкого языка. Зимой, после ужина, мы играли в казаки-разбойники или в снежки. Я обычно прятался под трактором ДТ-75, который стоял около дома дяди Забира Баширова.
В интернатской столовой висел график дежурств по доставке хлеба. Когда наступала моя очередь, я брал мешок и направлялся в центр. Зайдя в сельский продуктовый магазин, я вне очереди получал 18-20 саек хлеба и тащил их в столовую. Иногда я кого-нибудь замещал и таскал хлеб по несколько раз в неделю, но происходило это лишь по доброй воле.
В субботу моё настроение обычно ухудшалось, ведь предстояло возвращение на молочно-товарную ферму №3. Нас развозили на ПАЗике, но были случаи, когда приходилось топать 17 км пешком по сильному морозу или грязи, так как автобус либо застревал, либо вовсе ломался. А дома меня ожидала мать. У нас было домашнее хозяйство. Мы держали около двадцати кур, примерно столько же уток, десяток индюков, несколько баранов, свиней и двух милых бычков по имени Мишка и Малышка. Поэтому мясо никогда в доме не переводилось.
Как-то мать дала мне жирный варёный кусок свинины, а, увидев, что я не ем его, избила меня толстой палкой. Один раз она стукнула мне по голове кочергой. Причина столь неожиданного и жестокого поступка, по ее мнению, заключалась в неправильно взятой ложке.
Однажды зимней ночью мать подняла меня с кровати и, не позволив надеть носки и обувь, выгнала из дома. Я стучался к соседям, но дверей никто не открывал. Поэтому до утра я просидел в кошаре, где жили коровы, да маленькие телята, которые громко мычали и резво прыгали в клетках. После этого я сильно простудился. Оказалось, что в ту ночь к ней приходил дядя Миша, её любимый друг.
У матери часто случались психические и алкогольные срывы. Это выражалось в отсутствии контроля за своими действиями. Из-за этого летом я неделями скитался вокруг фермы, ходил в лес за ежевикой, терном или тутовником, бегал в соседний хутор Бундино за грушами и яблоками, носился на плантацию или на приемный пункт у берега Волги за любимыми сладкими помидорами.
Пока мамули не было дома, я забегал в него, хватал что-нибудь съестное и стрелой вылетал на улицу. Однажды она поймала меня около крыльца и с размаха стукнула большой доской по почкам. Потом я очень долго валялся на земле в конвульсиях.
Каждое воскресенье во мне просыпалось огромное желание вернуться в интернат. Второй класс я закончил на отлично и собрал 80 кг макулатуры, что было максимальным количеством в районе. Через год я довел свой рекорд до 347 килограмм. Меня хвалили, ставили всем в пример и даже хотели выделить путёвку в "Артек.
"Никуда он не поедет. Пусть лучше телят пасёт" - сказала мать директору школы.
Так я и не увидел черноморского побережья, знаменитый лагерь и многого другого. Ей, конечно, нравилось, что к её сыну относятся с уважением. Иногда она гордилась этим, но дома, в основном приходилось выслушивать лишь оскорбительные слова. Очень часто мама Таня вспоминала своего второго мужа. Я узнал, что мой отец носил белые рубашки и имел чёрные кудрявые волосы. Он очень любил женщин, поэтому-то я и оказался восьмым ребенком. А моя бабка по отцовской линии постоянно курила папиросы, а нос у нее был картошкой, как у меня. Больше я ничего не узнал.
От матери меня часто защищал зять. Гера женился на моей сестре неожиданно, приехав в гости из Алькеевского района тогдашней Татарской АССР. Он был очень темпераментным и веселым чувашским парнем. Но 6 июня 1982 года случилось горе.
Рано утром, около половины шестого, меня разбудила мать и сказала: "Вставай! Герку зарезали. Сбегай на дойку. Предупреди Нинку, а потом выгони телят в степь и иди пасти их. Павел вряд ли тебя тронет".
Не желая вставать, я накрыл голову одеялом. Но мать все-таки настояла на своем и уже через несколько минут я с учащенным сердцебиением бежал в сторону дойки. Было пасмурное утро. Кругом стоял запах гари. Я влетел в здание дойки, но сестры там не обнаружил. Между клетками лежала зарезанная беременная тетя Галя Николаева, жена Павла. Я с ужасом выбежал на улицу и увидел вдали убийцу, бежавшего в сторону горящей кочегарки.
Он кричал: "Убью всех чувашей!".
Я быстренько выгнал телят и ушел с ними в мокрую от дождя степь. Спустя некоторое время, я вернулся на ферму, оставив стадо за ближайшим каналом. Потом выяснилось, что Павел зарезал Геру, спящего на полу в своем доме. В то время Нина временно не жила с ним из-за ссоры. Убийца нанес ему несколько ножевых ран. Зрелище было чудовищное: что-то торчало из груди, а вокруг разливалась лужа крови. Соседи по дому, жившие за перегородкой, рассказывали: "Мы услышали сильный крик, похожий на рев разъяренного медведя. Очень испугались, затаились и долго боялись выходить на улицу".
Павел успел поранить ещё одного мужика по имени Васька Коростылева и поджег кочегарку, в которой сам же и работал. Два убийства были совершены из-за ревности. Кто был основной причиной этого преступления? Василий или муж моей сестры? До сих пор не ясно.
Тетю Галю и Геру похоронили в Каменном Яру. Валерка, Петя и их младший брат остались без родителей. Потом приехали родственники из Удмуртии и увезли их в Можгу.
В то страшное утро две наших овцы убежали из сарая и подохли на ближайшем лугу. Помню, мне показалось, что всё это не случайно. Запах смерти бродил по ферме еще очень долго.
Павла посадили вроде бы на 15 лет, но буквально через три года мы узнали о его смерти.
У Нины была уже двухлетняя Наташа, а вторая дочка Анжелика родилась ранним ноябрьским утром, когда сообщили, что умер Леонид Ильич Брежнев. В тот день я пошел кататься на коньках. Утиный пруд не достаточно замерз и поэтому я провалился в воду. После такой неудачи я решил, что коньки себе никогда не куплю. После рождения второй племянницы я стал еще чаще помогать сестре: работал на дойке, пеленал и кормил Анжелку, носил воду и покупал продукты в ближайшем хуторе Бундино.
Однажды с младшей племянницей произошел ужасный казус. Она сильно посинела. На мотоцикле малышку быстро отвезли в село. Оказалось, что сердце заболело. По ферме ходил слух: это произошло из-за того, что, когда Нинка еще носила Анжелку в животе, то Герка часто бил ее.
Наташка росла веселой, смешной и подвижной девочкой. Мою сестру она редко называла мамой. Помню, как старшая племянница налила в стакан чай и насыпала восемь ложек сахара, который почему-то назывался хахелем. Комаров и мух она постоянно путала. Если ее кусали комары, то Наташка кричала: «Нинька, меня мухи кусают».
В случае, когда вокруг нее жадно летали мухи, можно было услышать: «Замучили эти комары». Наташку донимали не только комары и мухи. Однажды её жестоко поклевал индюк. Потом эту злую птицу зарубили, чтобы избавиться от будущих проблем.
Моя мать состояла на учёте у психиатра и с ней никто не желал связываться. Однажды я видел интересную картину: мать, держа в руке палку, бежала за соседкой Фелисатой и что-то выкрикивала. Конечно, у жителей фермы это вызывало и смех, и сочувствие. Но если посторонние люди лишь изредка становились жертвами её припадков, то мне чаще всех приходилось сталкиваться с ней.
Чтобы повеселиться, некоторые фермерские мужики кидали в нашу дверь камень. После чего на улицу выбегала мамаша и очень долго ругалась, размахивая палкой. Это было местным развлечением. И поэтому мать мне становилось очень жаль.
Помню, решила она накормить меня чересчур пересоленным супом. Есть я его сразу не стал. Тогда мать взяла половник и стукнула им по моей многострадальной голове. Поняв, что суп придется съесть, я по глупости положил в него сахар. Два последующих дня я провел на кровати и периодически смотрелся в цинковое ведро.
Но моя мамуля не всегда была такой злой, как может показаться на первый взгляд. Однажды, возвращаясь из села и проходя плантацию помидор, я услышал пипиканье трактора и отошел в сторону. Спустя несколько секунд предупредительный сигнал повторился. Я снова ушел в сторону. Прошло какое-то мгновение и мое тело лежало на раскаленной от жары земле. Я понял, что по мне что-то проехалось. Подняться сам уже не смог. Потом подошел тракторист и, взяв меня своими огромными руками, отнес в кабину трактора "Беларусь". Мы проехали 3 километра и попали на ферму. Дядька оттащил меня к дому и попросил ничего не говорить о нем матери. Увидев на мне разодранную кровавую рубашку, кривую осанку и порезанную лопатку, она принялась за расспросы. Но, несмотря на ее доброту, мужика я все-таки не выдал. Рана моя заживала в течении месяца и все это время мама была очень добра ко мне. Удивительно, как на порезанной косилкой спине не осталось ни одного шрама.
Однажды мамуля сказала: "Тебя всегда кто-то бережет, но не думай что это я".
Иногда вспоминаю ее слова и убеждаюсь - она была права.
Как-то зимней ночью она отправила меня в степь искать убежавших телят. Конечно, с ее стороны это была нелепая затея. Я бродил в темноте, весь промок и сильно замерз. Возвращение на ферму без стада грозило каким-нибудь суровым наказанием. Но я все равно пришел домой и все объяснил ей. Удивительно, но она меня даже не отругала, а наоборот погладила по голове, поцеловала и напоила молочным чаем. Наверное, была слегка под мухой.
Но однажды, в августе 1984 года, ее поведение меня сильно удивило. В очередной раз потерялось стадо телят из ста двадцати голов. Восемь дней, почти не переставая, шел моросящий дождь. Я тогда думал, что он бесконечен. Все это время я бродил по степи в поисках, убежавших телят. Домой возвращался поздно вечером. Мать набрасывалась на меня, то с палкой, то с кочергой, то с половником. Как будто бы в исчезновении теляток виновным был я.
Уезжая по воскресеньям в село, я надеялся, что когда-нибудь уеду от нее. С каждым годом жить в интернате становилось все интереснее и веселее. Вечерами мы играли в различные детские игры, весной ходили купаться на Волгу, собирали макулатуру или смотрели телевизор в ленинской комнате. На территории нашего учреждения я создал маленький садик, но местные жители открыли летом калитку и пустили в него коз и коров. Я долго горевал, но вновь сажать деревья и цветы не захотел, потому что понял: большинство людей равнодушны к природе, а если и признаются в любви к ней, то обычно стремятся приукрасить действительность.
Во втором классе я узнал, что у меня есть музыкальный слух и голос. Помню, как на каком-то школьном празднике спел песню "Орленок", а потом все закрутилось и завертелось. Я стал часто развлекать наших интернатских пацанов, девчонок и воспитателей. Вечерами мы сидели в кубовой или в ленинской комнате и завывали какую-нибудь полюбившуюся незатейливую песенку, например, такую:
Малиновки заслышав голосок,
Припомню я забытое свиданье,
В три жердочки березовый мосток,
Над тихою речушкой без названия.
А старшеклассники пели более взрослые песни. Самой скромной из них была эта:
Сшила мама мне штаны,
Из берёзовой коры,
Чтобы ж..а не потела,
Не кусали комары.
Вот порвалися штаны,
Из берёзовой коры,
Сразу ж..а запотела,
Закусали комары.
Моим лучшим другом в классе был Ильдус Мухаметов. Иногда я засиживался у него дома до 11 часов вечера. Мы пили чай, обсуждая мировые события. Слушали пластинки и читали любимую газету "Комсомолец Каспия". До сих пор вспоминаю то время с улыбкой и ностальгией. Теперь, спустя много лет, когда приезжаю в любимое село Каменный Яр, обязательно прихожу к нему. Как и раньше, пьем чай и вспоминаем прошлое. Жаль только, что его родители уже стали старенькими.
В начале мая Волга разливалась в ширину. Кругом плавали бревна и деревья. После уроков мы собирались около яра и купались до шести часов вечера. Однажды я решил сэкономить время и начал спускаться с горы в крутом месте. Неожиданно откололся кусок глины и я полетел вниз. Пролетая мимо кустов, я подумал - неужели скоро умру? Но, нет. Внизу меня вовремя схватил какой-то мужик татарской внешности. А то бы я переломал себе не только ноги с руками, но и котелок. Небольшие царапины вскоре исчезли, но с тех пор я перестал спускаться с яра в опасных местах, потому что начал бояться высоты. Эта фобия сохранилась и до сегодняшних дней.
9 мая 1984 года в доме появился Давыдулин Валентин Семёнович, приехавший из Архангельской области. Там он рубил лес. Мать сказала однажды, что мой новый "папа" сидел в тюрьме. Живя с ним, она стала очень нервной. Они дополняли друг друга. Сестра постоянно прятала меня от них. Несколько раз ей даже пришлось подраться с мамулей. Очень часто я прятался в свинарнике или в телятнике, а ночевал обычно у Кисельниковой (ныне Яшиной) Галины Вениаминовны. Ее муж, дядя Женя, часто возил меня на рыбалку, он сдавал мне в бесплатную аренду своего любимого коня по имени Вася, вместе с ним я варил вкусные супчики из пакетиков стоимостью 15 копеек. Когда появлялась его жена, то жизнь преображалась. Галина Вениаминовна была очень добра ко мне. Она хорошо готовила. У нее по двору носились куры, важно ходили гуси и вперевалочку бродили утки. Но я почему-то любил прятаться от матери в ее свинарнике. Что меня туда тянуло? До сих пор не могу понять этого.
Иногда я скрывался у Бакаевых. С этой чеченской семьей мать не конфликтовала и я часто прибегал в их дом. У тети Раи и дяди Ахмеда было много детей. Все они были добры ко мне. Очень радовала меня их дружба и еще то, что родители никогда их сильно не ругали и не били. Часто они готовили различные национальные блюда, но особенно мне запомнились галушки с чесночным и мясным бульоном. Теперь, каждый раз, когда приезжаю в Каменный Яр, захожу к тете Рае и общаюсь с Асей, Маликой, Юнусом или Юсупом.
Рядом находилась дойка, где можно было попить молока. Недалеко располагалась плантация, на которой летом я кормился помидорами, пасленом и огурцами. Несмотря на различные неудобства и лишения, я иногда чувствовал себя вполне счастливым, например, когда с местной детворой убегал в лес или на речку, где мы веселились. Возникала у меня и зависть к соседским пацанам и девчонкам, потому что им предоставлялась свобода действий. Они спали до обеда, смотрели телевизор, питались сытно. Меня же будили в 4 часа утра и гнали в коровник, чтобы покормил телят, занялся уборкой и отнес тяжелые мешки с зерном. А когда приходил домой, то пил только чай с хлебом, так как отчим все съедал до моего возвращения. Зимой для работы мать не давала даже варежек, поэтому ладони часто прилипали к железу.
Помню фермерские люди рассказывали про нашу соседку Фелисаду, как она зимой в пьяном состоянии застревала в коровнике, потому что грязи и помета было очень много. Трезвому человеку ходить было сложно, а ей и подавно. Но Фелисада Сергеевна никогда не отчаивалась. Обычно, застряв по колено в грязи, она запевала эту тщеславную песню:
Фелисада, Фелисада - раскрасавица душа...
Но, если вдруг на горизонте появлялась моя мать, то тема сразу менялась на следующую:
Самолет летит, вертолет гудит,
а Турмантаевна на х.. сидит!
В 1984 году на ферме появилась Ольга Польгова, которая слишком быстро подружилась с моей сестрой. Они вместе ходили на приемный пункт помидоров на берегу Волги, грызли семечки на нашем крыльце и отмечали всякие праздники. Нинку она называла матерью, а меня отцом. Ее брат Витька Письменский периодически приезжал на МТФ №3 из Ушаковки. Он был очень деловым парнем. Местные девки сразу обратили на него внимание. Однажды он убедил меня поехать с ним в Волгоград. Поездка была интересной и познавательной. Я никогда еще не видел такого огромного и длинного города. Короче, я не пожалел, что убежал из дома и направился в большой город с Ольгиным братишкой. С тех пор прошло уже более 18 лет, но я так больше и не увидел его. Ольга мне не очень-то и много рассказывала про Витьку, но все-таки дала его приблизительный волгоградский адрес. Наверное, поэтому-то мы с ним и не встретились.
В пятом классе я впервые сам заработал много денег. В осеннее время работал на плантации. Достаточно было собрать 5 лотков помидор, чтобы выполнить норму. За это платили 3 рубля 15 копеек. Первая моя зарплата составила около 240 рублей. Основную ее часть отдал матери, а на оставшиеся деньги купил шапку, белую рубашку, портфель, несколько плиток шоколада и всякую мелочь.
У нас на ферме жила семья Поляковых. Однажды Надя, одна из дочерей, сказала: "Олег, давай поменяемся лотерейными билетами".
Я согласился. Приехав в село, мы пошли на почту. Мой номер оказался выигрышным. Я попытался отдать Наде 10 рублей, но она отказалась. На них я купил тетради, ручки и многое другое полезное для учебного процесса. Спустя некоторое время мне вновь посчастливилось выиграть еще 3 рубля и это был мой последний советский лотерейный азарт.
Когда заканчивались деньги, то приходилось собирать бутылки, которые я сдавал за 20 копеек. Вырученные средства тратил на покупку сладостей. Особенно мне нравились конфеты "Кара-кум", поэтому ими я обычно ни с кем не делился.
Почти все учебные предметы в школе для меня были интересными, но больше всего я любил немецкий язык, физкультуру, пение, математику, ботанику, географию и физику. Сейчас я понимаю - почему именно эти дисциплины мне нравились. Просто наши учителя относились к своей профессии по-человечески. Они вкладывали в нас частицу себя.
Тамара Ивановна Пятибратова преподавала Deutsch на картинках и лишь потом мы заучивали слова. Она была добра к нам и все ее бывшие ученики, наверное, до сих пор помнят эту замечательную женщину. Помню, как в пятом классе мы выучили две песни на немецком языке – «Солнечный круг» и «Взвейтесь кострами, синие ночи!». Года через два я их забыл, а вспомнил лишь, когда поступил в университет. Все-таки, Тамара Ивановна не зря с нами возилась. Спасибо ей огромное за это!
Байбеков Анвер Харасович очень любил свое дело. Осенью или зимой он до поздна находился в спортзале, где мы играли в волейбол и баскетбол. Весной спортивные мероприятия перемещались на футбольное поле. Я был полузащитником или вратарем, но из-за того, что мяч мне часто попадал в не положенное место, я бросил заниматься этим видом спорта.
Географию и ботанику я полюбил, благодаря, Старосветской Нине Георгиевне. Совсем недавно я узнал, что в детские годы она знала Надежду Бабкину. Та жила то ли в Зубовке, то ли в Черном Яру. Знаменитая народная артистка оказалась нашей землячкой. В Черноярском районе Астраханской области живут, оказывается, не только русские, казахи, украинцы, немцы, татары, чуваши, удмурты, но и казаки.
Иванникова Антонина Николаевна была строгой. Классная руководительница внушала нам страх и поэтому к ее урокам мы готовились очень тщательно. Но математика мне нравилась не меньше, чем немецкий язык. Может быть из-за этого я уважал учительницу по странной кличке Фирзя.
У меня был корявый почерк, хотя писал вполне грамотно. Поэтому учительница по русскому языку взялась за мое каллиграфическое воспитание. Я переписывал из-за одной ошибки несколько раз одну и ту же тетрадь. Мои усердия принесли свои плоды и теперь мне не стыдно писать заявления, письма и телеграммы шариковой ручкой.
В 1985 году отношения между матерью и Ниной сильно накалились. Одна из причин заключалась в том, что моя мамаша поила водкой и бражкой её старшую дочь Наташу, которой в то время не было ещё и пяти лет. В тот октябрь мама Таня и отчим Валентин решили переселиться в Барановку. Я не хотел жить с ними, но уехать от сестры мне всё-таки пришлось.
В течение нескольких дней я перевозил домашние вещи из фермы в новое жилище, расстояние между которыми превышало 60 км. За сутки я делал четыре поездки, пройдя пешком не менее 32 км и проехав на попутных машинах около 480 км. Вот это было серьезное испытание. Но я его выдержал.
О чем я еще могу вспомнить, спустя много лет? Что на ферме запомнилось больше всего? А вот что:
1. Постоянная грязь в коровниках и вокруг жилых домов поздней осенью и зимой.
2. Силосная яма из-за специфического запаха прелой кукурузы.
3. Маленькие любознательные телятки с большими ушами и глазами, которых я часто пытался отогнать с ржаного поля.
4. Солдат Илья из Башкирии. Он возил меня на своей военной машине на арбузное поле.
5. Весенняя степь с подснежниками, колокольчиками, незабудками, маком и ковылью.
6. Перекати поле.
7. Корова по кличке Зверь с серповидными рогами. Она хотела меня забодать. Я очень сильно испугался. А она убежала от меня в тот момент, когда я споткнулся и от страха заорал не человеческим голосом.
8. Сеновал около скотомогильника, где мы играли в прятки.
9. Остров около Волги. Раньше там был хутор, но потом все люди оттуда уехали из-за ежегодных затоплений. Мы собирали здесь вишню, абрикосы, яблоки и терн.
10. Рыбалка, которой я тогда еще увлекался.
11. Змеи, большие и лохматые пауки (фаланги и тарантулы), слепни, оводы, тучи мошек и комаров.
12. Вздутые трупы, утонувших людей.
13. Тушканчики. Мы заливали их норки водой.
14. Золотистые щурки, зимородки, черные лебеди, дрофы, журавли, жаворонки, сизоворонки и вонючие петушки (удоды).
15. Пятиметровая белуга и изобилие черной икры.
Районный центр (Чёрный Яр) мне тогда не понравился. Что-то в нем было отталкивающее и пугающее. Село оказалось большим. Здесь когда-то побывал даже сам Степка Разин, а Надежда Бабкина училась в средней школе. Тогда еще, помню, говорили, что в Черном Яру проживало более 12 тысяч человек. Все было в нем незнакомым и удивительным.
В шестом «Б» классе я сразу получил кличку - Хамза Инизи. Сергей Попов выбил мне зуб, как новичку. В школе какой-то старшеклассник часто ходил за мной и пытался избить. Я так и не понял за что. Через неделю проживания в районном центре я сбежал обратно в Каменный Яр. Но потом за мной приехала милиция и вернула к матери.
В сельском интернате высокий чеченский парень по имени Казбек, который учился в десятом классе, любил чесать об меня свои костлявые кулаки. Пришлось обратиться за помощью к дагестанским пацанам. Кроме них на мою сторону встала наша любимая повар Медведь Валентина Григорьевна.
Новый 1986 год я встречал с Ниной на молочно-товарной ферме. К сестре приехал ее дагестанский друг с помощником - подпаском. В 4 часа утра он крепко уснул, а его "правая рука" начал приставать к Нине. Она кое-как ретировалась из дома. Мужик поймал меня и попытался зарезать кухонным ножом. Обманным путём мне удалось убежать от него. Тогда этот сукин сын решил убить моих племянниц. Но вовремя подошедшие соседские мужики лишили его такой возможности. Через несколько часов приехала милиция и забрала маньяка. После чего я попрощался с испуганной сестрой и отправился на попутной машине в Барановку.
8 марта 1986 года моя нога вновь переступила порог дома, в котором жила Ниночка. Мы отметили Международный женский день с ее подругой Ольгой, а утром мне предстояло возвращение к матери и Валентину. Увы, тогда я еще не знал, что это была последняя встреча с сестрой.
Приближались весенние каникулы. Домашняя обстановка стала очень невыносимой и мне уже вообще не хотелось больше приезжать в Барановку. Я попросил директора школы остаться проживать в Черноярском сельском интернате до тех пор, пока меня не отправят в Астрахань.
В апреле, на выходные дни, я уезжал в соседнее село к Косте Калитину, который еще в 1981 году переехал в Соленое Займище с нашей фермы вместе со своей мамой Зиной и сестрой Светой. В своей школе он пользовался авторитетом, потому что был обязательным и пунктуальным. Мы вместе с ним бродили по селу и ходили в коровник, расположенный в степи за трассой Волгоград-Астрахань. Костя показался мне гордым и очень деловым парнем. Постоянно о чем-то рассуждал. Вечно чему-то меня учил и я считал его не только своим другом, но даже и наставником.
Вскоре комиссия по делам несовершеннолетних и РАЙОНО оформили соответствующие документы. А мне пришлось пройти медицинский осмотр и сдать всякие анализы. Мать не лишили прав материнства, но, несмотря на это, 28 апреля 1986 года я отправился в областной центр.
Когда сел в автобус, то подумал: "Теперь я не скоро приеду в эти края. Жизнь направляется в другое русло. Я об этом мечтал с первого класса, а прошло уже пять с половиной лет".
"Икарус" тронулся и я снова стал размышлять. Мой любимый Каменный Яр. Я буду часто вспоминать тебя, потому что здесь живут люди, которые всегда помогали мне в трудных ситуациях. Никогда не забуду эти степи, телят и Волгу. Буду вспоминать и не любимую Барановку, так как рядом с ней находилось маленькое и неглубокое озеро. В нем выращивали зеркальных карпов. Они часто выпрыгивали из воды, как дельфины, а я сидел на берегу и восхищался ими. Не забуду Наташку Козак. Она училась со мной в одном классе и я часто бывал в ее доме. Вместе мы ходили в Дом пионеров и занимались там во всяких кружках. До сих пор помню, как я пел тогда польскую песню "Кукушка". Спустя несколько лет я узнал, что она уехала куда-то со своим ребенком. Но, может быть, мы еще когда-нибудь встретимся?
И снова в Астрахань
Было солнечное и теплое утро. Проезжая мимо калмыцкого поселка Цаган-Аман, я заметил странные постройки. От инспектора районного отдела народного образования я узнал об их загадочном, для меня, происхождении. Могилы степного народа обстраивались белым силикатным кирпичом. Издалека они смотрелись грандиозно и внушали страх.
Калмыцкая АССР имела свой маленький, но очень лакомый кусочек земли на Волге. На экономической карте Советского Союза эта республика будто бы "протягивала язык" на территорию Астраханской области. Такое выгодное географическое соседство до сих пор приносит ей дивиденды в виде рыбных и водных ресурсов.
Примерно через час движения автобус прибыл в Енотаевку, о котором так часто писали в областных газетах "Волга" и "Комсомолец Каспия". Село оказалось даже крупнее Черного Яра, как по территории, так и по численности населения. Здесь не было высоких яров над Волгой, но это не лишало местность особой красоты, потому что Волго-Ахтубинская пойма располагалась очень близко. В сельской столовой меня сытно накормили и напоили.
Затем мы продолжили путь до Астрахани. Дорога утомляла. Гадкий вонючий запах от горючего, распространяющийся в салоне автобуса "Икарус", то клонил ко сну, то вызывал рвотные импульсы. Трасса казалась бесконечной. И вдруг, совсем неожиданно из-за бугра появился какой-то город. Увы, автобус остановился в Нариманове. Местные девятиэтажки представлялись огромными высотными домами, а их количество, по - моему мнению, было неисчислимым. Потом появилась степь вперемешку с безграничными песками. Спустя какое-то время на горизонте обозначились очертания цивилизации. Вскоре я увидел огромный завод со странным названием АЦКК. Через двадцать минут под нами уже протекала широкая Волга. Проезжая по Трусовскому мосту, можно было увидеть почти всю Астрахань.
С автовокзала мы направились в областной отдел народного образования, окна которого выходили на Кремль. Инспектор РАЙОНО долго ходила из кабинета в кабинет и вела беседы с разными должностными лицами. Когда всё решилось, мы зашли в трамвай "А" и поехали в неизвестном мне направлении мимо Лебединого озера. Время пролетело незаметно. "Остановка "Улица Бэра" - сказал водитель. Прошло несколько минут и мы уже сидели у директора школы - интерната № 3.
Школа – интернат №3
Пасько Софья Брониславна направила меня в 6 "Б" класс. По ее словам, в нем учились хорошие дети. Но, в действительности, это оказалось преувеличением. Я зашел в комнату, где они обычно выполняли домашнее задание и проводили свободное от уроков время. На меня уставилось около двадцати шести глаз, большинство из которых отражали интерес и одновременно злость. Воспитательница представила им новичка. Несколько пацанов начали громко смеяться, обсуждая мою внешность.
Ольга Ивановна Митрохина крикнула на них и они сразу успокоились. Я получил от нее домашнее задание по алгебре и сел за последнюю парту. Быстро решив задачки, я взялся за изучение окружающего меня мира.
Рядом сидели девочки казахского типа, а вдали шептались акселератки, да с таким видом будто бы задумали что-то плохое. Потом, конечно, я узнал их имена, но все это было позже. На соседнем ряду сидели балбесы, которые совсем недавно хохотали. Один из них имел светлые и прямые волосы, а другой, длинный и худой, носил кучерявую шевелюру.
Спустя некоторое время выяснилось, что Леша Кабанов и Дима Широков составляли основной хулиганский костяк в классе. Кроме них, у нас беспредельничали Сергей Семендяев и Петька Беспалов. Но особую касту занимали калмыцкие братья Юра и Слава Яшкеевы. Что-то у них с нервами было не в порядке. Их боялись уже хотя бы потому, что они часто себя не могли контролировать. Младший, Славка, периодически поселялся в психбольницу, находящуюся недалеко от райцентра Началово. После возвращения из нее, он не сильно отличался от прежнего своего состояния. Конечно, в нем произошли небольшие изменения, но не надолго. Примерно через три или четыре дня на его губах появлялась пена и он брызгал ею на "свои жертвы".
За Ольгой Ивановной закрепилось смешное словосочетание "Му-гу" с типичным украинским говором на последнем слоге. Так она обычно давала свое согласие на чью-либо просьбу. В большинстве случаев ее боялись, а за глаза осуждали и обзывали разными оскорбительными словами. Я ей этого, конечно, не доносил, но искренне сочувствовал.
Мне иногда кажется, что время, как физическая величина, вообще не изменяется. А люди становятся в течение жизни другими под влиянием иных факторов. С годами мы начинаем смотреть на прожитое иначе, чем ранее.
Я считаю, что t - это параметр, который мы до сих пор окончательно не изучили. А простые тривиальные ответы не всегда могут дать полного и исчерпывающего объяснения указанному феномену. Люди живут по своим странным устоям, а природа действует по законам, которые человечество вряд ли когда-нибудь сможет полностью разгадать.
Между ужином и подготовкой домашнего задания оставался промежуток времени для отдыха. Я вышел из класса и, разинув рот, направился к лестнице.
"Ты боишься щекотки?" - послышалось вдруг за моей спиной. Обернувшись, я увидел высокого и худощавого балбеса. Он улыбался, а глаза его блестели, как у последнего бабника в период обострения нежности.
"Нет, не боюсь" - вырвалось у меня автоматически.
"Это мы сейчас проверим"- сказал незнакомец и протянул ко мне свои длинные и согнутые пальцы.
В действительности, я не люблю щекотки и поэтому, сломя голову, побежал вниз. Через несколько секунд мы оба оказались в подвале. Он гонялся за мной, я же уносил от него ноги. Вскоре силы иссякли и я спрятался в какой-то темной и влажной комнате, заваленной ржавыми трубами, уголками и всякой другой дрянью.
Балбес меня так и не нашел. Отдышавшись и проверив его отсутствие, я поднялся на второй этаж. Оказалось, что все уже давно ушли в столовую, которая располагалась в другом корпусе.
Выше нее находился физкультурный зал с различными приспособлениями для занятий акробатикой.
В моем классе училось два человека, которые постоянно посещали его. Там они крутили сальто и делали странные и очень сложные упражнения. Особенно уважали Сашку Лаврова. Учился он не очень хорошо, однако характер у него был покладистый и уравновешенный. Девки бегали за ним толпой, а пацаны завидовали его успехам. Он часто обращался ко мне за помощью и я решал ему задачки по алгебре и геометрии.
После ужина у каждого появлялось время для отдыха. Одни уходили в классную комнату и занимались уроками или еще чем-нибудь другим, вторые бегали по двору или гоняли в футбол, третьи вообще куда-то исчезали, а воспитатели нервничали и пытались отыскать их. Но они обычно приходили к отбою и иногда даже позже. За что получали нагоняй.
Я относился ко всем перечисленным категориям. Сразу после поступления в интернат меня познакомили с астраханскими ужасами. Оказалось, что нам нужно было бояться не только директора школы, учителей по труду и физкультуре, воспитателей и старшеклассников, но и убийц, гуляющих по городу в любое время суток и ищущих свои жертвы среди детей. Вначале мне стало очень страшно, но потом это прошло.
После ужина я осторожно выходил за пределы школы-интерната и долго бродил по ближайшим кварталам Советского района. Спустя некоторое время, я начал постепенно удаляться от изученных мест, а через месяц побывал в центре Астрахани.
Поздно вечером в спальном корпусе десятиклассники "строили" нас и заставляли некоторых пацанов стирать им носки, гладить брюки или выполнять различные, унижающие человеческое достоинство, гнусные "поручения". Непослушных избивали. В первые дни пребывания меня не трогали. Но однажды в обед, выходя на парадную лестницу, я получил в спину сильный пинок и полетел в другую сторону, а оттуда последовало такое же действие и через несколько секунд я уже лежал на земле. Встать было очень тяжело. Пришлось ползти метров сто до столовой. Около нее грузчик Ринат поднял меня и привел к врачу.
Тот сказал: «Сам виноват. Ничего страшного с тобой не произошло. Скоро пройдет».
«Ну, мои коленки все изодраны и поясница сильно болит» - возразил я.
«Я тебе уже сказал, что все пройдет. Иди в класс» - ответил мужик в белом халате.
После этого случая вообще не хотелось приходить к равнодушному врачу.
Когда многие узнали, что обладаю музыкальным слухом и не плохим голосом, старшеклассники Топоров и Первушкин начали меня заставлять петь песни под их гитарный аккомпанемент. Я отказался и они отлупили меня. После этого случая, они еще несколько раз занимались рукоприкладством. Но я не сдался. И вскоре обидчики вообще от меня отстали.
С самого начала моей жизни в интернате я пытался отыскать детский дом №12. Вскоре это удалось. Елизавета Александровна рассказала, что тогда, в 1980 году, они не хотели отдавать меня матери, но им пришлось сделать это. Мне вспомнился мальчик по имени Миша, к которому часто приходила пьяная мать и требовала вернуть сына. Но она так и не получила его. А со мной случилось совсем другое.
Светлана Васильевна Рынкова, моя бывшая воспитательница, рассказывала: «Я пришла с отпуска и мне сообщили, что тебя отдали матери. Я очень этому удивилась, ведь она же была больной».
Я снова вспомнил, как нас кормили в детском доме. Нам часто давали гречку, которая тогда была в дефиците. Мы ели овощи и фрукты. Летом в пионерском лагере мы получали мороженое в вафельном стаканчике и сильно радовались этому.
Наш интернат был одним из лучших в городе. Почему? Наверное, потому что кормили нас на достойном уровне. Каждую неделю меню повторялось. Питались мы четыре раза в сутки: завтрак, второй завтрак, обед и ужин. В праздничные и выходные дни второго завтрака не было, он заменялся полдником. Точно помню, что в среду утром на столе стояла тарелка с гречкой и молоком, по четвергам давали рыбу, а в пятницу вечером тушеную капусту с сосиской. В выходные дни мы получали деликатесы, например, астраханские сардины в масле, ананасы в соку и кайнары, отличающиеся от беляшей дырочкой на верхней стороне.
Когда наступило лето 1986 года, нас отвезли в пионерский лагерь им. Зои Космодемьянской. Это было самое прекрасное время. Каждое утро я подметал свой прямоугольный участок около нашего корпуса, потом завтракал, гулял и обедал. После тихого часа начиналось некоторое оживление: школьники готовились к различным концертам и спортивным играм, ходили в сад или в баню.
Иногда мы собирали водяной орех (чилим) и ловили рыбу на реке Балда, играли в "Зарницу", по вечерам ходили на дискотеку и танцевали под песни популярной тогда группы "Modern Talking", ночью лазали к девчонкам и мазали их зубной пастой или пришивали кого-нибудь из пацанов к матрацу.
Я часто обитал в здешней столовой, помогал поварам мыть котлы, чистить картошку, лук и морковку. Наши ребята завидовали мне, но я приносил им после "работы" хлеб, кусочки арбуза и помидоры.
На территории лагеря был еще бассейн. Вода в нем почему-то быстро становилась грязной и поэтому ее часто сливали. Мы сильно злились, когда это происходило, ведь купаться на речке мало кто хотел, потому что она была очень глубокой, а на дне встречались ракушки и стекла.
В бассейне я впервые, спустя шесть лет, увидел Юрку Лебединского, Юрку Богданова, Гульку и Сашку Черкасова. Через некоторое время я повстречал и других бывших воспитанников детского дома № 12. Теперь они учились в школе-интернате №2. Я очень обрадовался, когда на моем горизонте вдруг появились боевые подружки по детдому Светка Семенова, Гуля и Румия. Правда, особого восторга у них тогда я не заметил. После этой встречи наши пути окончательно разошлись.
Учебный год быстро приблизился и мы возвратились в Астрахань.
Однажды, в начале сентября, я получил письмо от Нины. Оно начиналось так: "Олег, понятно, за что ты не любишь мать. Но почему же ты мне не пишешь? Разве я сделала тебе чего-нибудь плохого?" Она рассказывала о предстоящей учёбе в Калинине и о своих дочках. Она хотела еще прислать мне тёплые носки, брюки и куртку. Я с нетерпением ждал писем с красивым почерком. Вначале октября 1986 года такое письмо пришло, но не от Нины, а от ее подруги. Я прочитал его и сразу порвал. В нём сообщалось, что сестра погибла.
Через несколько лет я узнал некоторые подробности этой трагедии. Слухи ходили разные, но большинство людей говорили почти одно и тоже. Однажды Нина решила забрать своих дочек у матери, чтобы отвезти их в Соленое Займище, куда совсем недавно переехала из Каменноярской степи. Вышла на остановку, поймала попутную машину и уехала. Оказывается, тот автомобиль был угнанным. В машине сестру, якобы, изнасиловали, сняли с нее ювелирные украшения, убили и выбросили в овраг. Некоторые утверждают, что убийцами были азербайджанские парни, освободившиеся недавно из тюрьмы. Автомобиль они тоже выбросили в овраг. Первоначальная версия сводилась к тому, что машина перевернулась и Нина вылетела через заднее стекло. А трое мужиков отделались небольшими ранами и царапинами. Был суд, но в итоге никого в тюрьму не посадили, сославшись на несчастный случай. Сестру похоронили в Черном Яру.
Нинкина подружка Калитина Светлана прислала мне цветную фотографию. На ней красовались сестра и ее две дочки Наташка и Анжелка. Я прятал фотку в дипломате, но однажды кто-то залез в него и порвал фотографию на мелкие кусочки. Горевал я тогда очень долго, но ничего поделать не мог. Кто сотворил эту гадость? Так я и не узнал.
В интернате жили не только полные сироты, но и дети, оставшиеся с одним попечителем. Кстати, таковых было большинство. В субботу и воскресенье в корпусе из 400-500 человек оставалось всего лишь около 50. Все остальные разъезжались по домам. В эти дни мы посещали кинотеатры, музеи или смотрели телепрограммы.
В ленинской комнате кроме телевизора стояло пианино. На нем часто бренчали "Собачий вальс". Самые продвинутые псевдопианисты иногда играли "Танец маленьких лебедей" и поэтому вызывали зависть у чайников. Учительница по музыке, добрая и хрупкая женщина, постоянно ставила нам пластинки с классической музыкой и наигрывала на пианино популярные мелодии. Пацаны и девчонки всегда шумели и смеялись на ее уроках. Она не пользовалась у них авторитетом. А мне она очень нравилась. Я сочувствовал ей. Благодаря Ирине Венедиктовне, я изучил нотную грамоту и выучил Лунную сонату Л. Бетховена. Около года ушло на это, но результат все - таки удалось получить. В конце марта 1987 года нас повели в Астраханскую консерваторию на какой-то концерт. После того, как все разошлись из зала, я вышел на сцену и нагло сел за рояль. Несколько тактов, арпеджио и аккордов…..
Около меня собрались люди. Они смотрели то на меня, то друг на друга. Перешептывались между собой. На следующий день я вновь пришел в консерваторию, но уже не для выступлений, а для обучения игре на фортепиано.
У нас были хорошие учителя. Один Марсель Гарифович (в простонародии Марсель Горилович) чего стоил. Великий историк-преподаватель. Мы его любили и очень уважали. Еще я любил химию, а вела ее Алефтина Павловна. Однажды она дала мне деревянный лоток с реактивами, чтобы я его выбросил в мусорный контейнер. Но я отправился в основной корпус и стал химичить в умывальнике. Налил воды в стакан, потом добавил две соли и перемешал раствор, который через какое-то время закипел. Ложка уже покрылась медью, а кипение не прекращалось. Тогда я вылил содержимое стакана с третьего этажа и чуть-чуть не попал на голову воспитательнице. Ох, что потом было! Я спрятался в подвал и просидел в нем около часа. Когда поднялся наверх, то понял, что меня никто не ищет, а значит и не нужно переживать.
Почти все сотрудники интерната относились ко мне благосклонно. Но особенно могу вспомнить Любовь Георгиевну и старшую воспитательницу Полякову Валентину Степановну. Наша кастелянша одевала меня во все модное. Помню, как она вынесла в примерочную комнату японскую куртку, что я сразу обалдел от ее щедрости. В столовую я ходил обычно помогать Людмиле Ивановне, тете Маше, а также Галине Борисовне, с которой очень подружился. Она приглашала меня к себе домой. Я познакомился с ее родителями, мужем и детьми. И теперь, когда я приезжаю в Астрахань, то обязательно заезжаю в поселок Семековку.
Каждое буднее утро я получал деньги от воспитателей, врачей, ночных нянек, учителей, поваров и старшеклассников. Потом покупал для них газеты в ближайших киосках. Таким образом, я зарабатывал себе на всякие мелкие расходы. Кроме того, сдавал макулатуру. Поскольку в интернате бумаги было много, то за ней никуда больше не приходилось ходить. Вырученные средства я тратил на ноты, книги, проездные талончики, мороженое и различные пирожные.
В подвалах спального и основного корпусов располагались душевые помещения. Когда я узнал об их наличии, то каждый день стал принимать душ. Некоторых воспитателей это возмущало. Иногда мы подглядывали в женский душ через верхние отверстия, а девушки нас не замечали. С тех пор я каждое утро принимаю водные процедуры и считаю, что день прожит напрасно, если, встав с постели, я не постоял несколько минут под полухолодной водой.
В конце каждого учебного года мы должны были отрабатывать в школе. Обычно приходилось что-нибудь красить, грузить или трудиться в мастерской Станислава Михайловича. Но особое удовольствие мне доставляли малярные работы из-за запаха краски и растворителя. Вечерами я с удовольствием красил стены и парты.
Однажды, после утомительной малярной работы, я быстро заснул и мне приснился красочный сон. Вот иду я по пятому этажу школьного корпуса. Кругом валяются прозрачные красные камни. Мне навстречу идет учитель истории и пинает их с какой-то особой злостью.
Я говорю ему: " Марсель Гарифович, это же рубины".
А он мне отвечает: "Ну и что!".
После этого красивого и грустного сна я увлекся минералогией. Я стал часто посещать городскую библиотеку и ювелирный магазин. Короче говоря, я надолго заболел каменной болезнью.
Весною 1988 года я устроился работать уборщиком. Мыл полы на первом и втором этажах школы. Работа была грязной и нудной, но мне пришлось дотерпеть до конца июня.
Помню, как-то Ирина Латышева принесла мне газету "Комсомольская правда" и показала объявление о приеме документов в московское профтехучилище № 48.
"Олег, отправь их туда. Может еще повезет и ты будешь учиться в Москве" - сказала она.
Я подумал: "А что меня держит в Астрахани? Если честно, то ничего. Надоела постоянная жара, пыльные бури и соленая земля. Поеду-ка и попытаю счастье! Но сначала надо послать туда некоторые бумажки. В июле приеду в столицу и привезу остальные документы".
Так и сделал. В конце июня получил аттестат и 70 советских рублей за выполненную работу.
В тот самый момент в интернат приехала делегация из подмосковного города Железнодорожный. Она хотела набрать выпускников для последующей учебы в ПТУ №7. В Москву меня одного не отпускали, и я был вынужден отправиться в столицу с представителями этого профтехучилища.
30 июня 1988 года я сел в плацкартный вагон и поехал в северном направлении. Через два часа мы остановились. Потом выяснилось, что из-за сильной жары (в тени 48 градусов по Цельсию) в составе перегрелась какая-та важная конструкция или деталь. И шесть часов мы стояли в полупустыне между городом Харабали и поселком Аксарайск.
Пассажиры вышли из вагонов и разбрелись вокруг состава. На горизонте бродили двугорбые верблюды. Пот лился рекой, у какой-то женщины даже случился обморок.
И я подумал: "Жара все-таки не для меня. Надо уезжать подальше от нее".
Я сразу вспомнил наш интернат, кусты и деревья вокруг него, большое футбольное поле, пионерский лагерь имени Володи Дубинина, памятник Тюленину, любимую учительницу по химии Алевтину Павловну, хитрого Фархада, с которым я поссорился из-за его высокомерного отношения к людям. Перед глазами мелькнула фигура злостного физкультурника Фарида Ахмедовича. Кроме него я увидел Субботину Людмилу Ивановну и Альфию Зариповну. Они ставили мне отличные оценки по алгебре и геометрии. Все-таки в последней интернатской жизни хорошего было больше, чем там, в Черноярском районе. Из-за того, что люди всегда и везде мне встречались разные, мое отношение к ним никогда не было однозначным.
Я мысленно спрогнозировал свою дальнейшую жизнь. Если бы остался в Астрахани, что было бы? Да, меня якобы хотели зачислить в музыкальное училище без экзаменов. Ну и что? Всю жизнь бы пел песни про несчастную любовь? Нет, такая перспектива меня не устраивала.
Все лето ходить мокрым от сильной жары и прятаться в тени под немногочисленными деревьями? Нет, больше не хочется так себя истязать.
Астрахань - город детства. Но пора бы уже и чуть-чуть повзрослеть, набраться впечатлений, получить хорошее образование и не пропасть в огромном мире. Поэтому оставалась только одна дорога - на север.
Училище
1 июля 1988 года наш поезд приехал на Павелецкий вокзал с большим опозданием. Мы сели в автобус и отправились в город Железнодорожный. Нас поселили в общежитие ПТУ № 7, которое было расположено в Савино. Столовая находилась совсем рядом, но путь в нее проходил через шумный цех Савинской текстильной фабрики. Общага мне очень не понравилась из-за постоянного мрака в коридорах, темных обоев в комнатах и других, не менее важных, мелочей. Она напоминала мне женский монастырь, где я был единственным и бесперспективным евнухом. Через два дня скуки и безысходности я отдал 15 рублей в бухгалтерию училища за билет из Астрахани в Москву и уехал в столицу. Мои документы легли на стол приемной комиссии ПТУ № 48.
Для поступления в училище времени много не потребовалось и, благодаря помощи медсестры Афроськиной Галины Борисовны, оставшиеся полтора месяца я провел в пионерском лагере "Юный строитель", расположенном где-то в Истринском районе Московской области.
Здесь я впервые попробовал банан, но он мне почему-то сразу не понравился и лишь через пять лет я снова съел этот экзотический фрукт. В местных лесах я наконец-то увидел лисички и опята, которые не встречались в астраханской степи. Природа радовала меня своим многообразием и пестротой.
Я смотрел на спиленные березы и думал: "Вот у меня на родине они встречаются редко, поэтому их ценят и берегут, а здесь бесцеремонно уничтожают".
В лагере было очень весело: мы ходили в походы и в кино, шпионили за вожатыми и плясали на дискотеке. Особенно мне нравилось бывать в столовой. Повара всегда давали мне добавки. По вечерам я часто получал по три стакана кефира вместо одного. Здесь были и другие радости жизни. Например, ежедневно принимал душ и плавал в бассейне. Но осень приближалась и все с грустью ждали прощального костра. И вот в конце августа я приехал в Москву, а 1 сентября приступил к учебе.
Оказывается, в училище тоже была дедовщина, но в первое время меня никто не обижал. Потом я понял, что в общаге жили мои земляки из Баскунчака - казах Саша и еще один высокий парень по имени Толик.
Поселили меня к Анатолию Федорову и Андрею Малову, которые приехали в Москву из Чувашии. Они не хотели учиться. Часто просыпали занятия. Толик оправдывал свою лень всякими стихами и песенками. Когда на строительном объекте не хватало краски или шпатлевки он говорил:
"Хули нам малярам, нету краски - по домам!
Но больше всего он любил петь по утрам вот эту веселую песню:
"А я и завтра на работу не пойду,
пускай работает железная пила,
не для работы меня мама родила".
По утрам мы собирались в учебном корпусе на линейку. Заместитель директора по воспитательной работе и старший мастер обычно обсуждали на ней плохое поведение каких-нибудь парней. Основными героями этого мероприятия были старшекурсниками, но иногда их места занимали ребята из нашего потока. Я часто прогуливал построение, потому что чувствовал себя не уютно, хотя ругать меня никто не собирался.
В начале октября я устроился работать на бараночный завод. Он тогда находился в Карачарово, напротив платформы Перово. Труд был нелегким и однообразным, но голодным я никогда не оставался, ведь сушки и бублики всегда имелись в изобилии. После работы я возвращался домой к одиннадцати часам вечера. Из-за того, что в общежитии буянили допоздна, я не высыпался. Поэтому через месяц уволился и, получив 90 рублей, поехал в Астрахань, чтобы отыскать своих племянниц.
Я очень удивился и одновременно обрадовался, увидев Наташку и Анжелку в том же детском доме, в котором и сам когда-то воспитывался. Оказалось, что моя мать, уходя в очередной запой, забывала про девочек и они оставались без должного внимания. Племянницы меня не узнали и я с грустью вернулся в столицу.
Приехав в Москву, я ощутил нехватку одежды, и руководство училища решило снабдить меня трусами, майками, брюками и обувью, размерами, превышающими мои габариты, поэтому я ходил как чучело. Когда уезжал из школы-интерната, то классная руководительница Елена Михайловна выдала мне справку, написанную на обычном тетрадном листке. Последняя строка сего документа заканчивалась следующими словами: "… в том, что он является сиротой". Эта сомнительная писулька так и не помогла мне выжить.
Первая серьезная практика по малярным работам прошла в студенческом общежитии Московского горного института. Помню, как удивили меня странные корпуса на Студенческой улице. Говорили, что их построили еще до Великой Отечественной войны. Из окна ремонтируемой комнаты я смотрел в окна соседнего общежития. Интересно было наблюдать за просыпающимися в 11 часов утра студентами. Я незаметно заглядывал в их жизнь и завидовал им. Уже тогда мне захотелось стать студентом.
С Игорем Спектром мы кидали песок, слепленный в комок, с балкона пятого этажа общежития ДСГ на прохожих и прятались за дверью. Они смотрели наверх и, никого не увидев, ругались и шли дальше. А мы хохотали и еще больше заводились.
В конце ноября 1988 года, по просьбе нашего учебного мастера Поповой Галины Павловны, я впервые побывал в стенах МГИ. Эта экскурсия мне запомнилась на всю жизнь - холодные оштукатуренные стены нового корпуса, длинные коридоры и долгое ожидание какого-то начальника.
Через год я вновь пришел сюда, но уже с другой целью. Из Астраханско-аксарайской степи я привез гипс и серу для институтского геологического музея. Было очень приятно, когда-то мне сказали за это "Большое спасибо".
В пятничный или субботний вечер в общежитии устраивали дискотеку. Девчонки говорили, что я очень хорошо танцую, но я думал немного иначе. Мне казалось, что танцуют только профессионалы, а я пляшу. В то время моей любимой певицой была итальянка Сабрина, так как она чувственно и сексуально пела. Мне даже дали кличку Чико. Моя бывшая фамилия была созвучна с названием ее песни.
В танцевальной комнате стояло пианино, на котором я играл Лунную сонату, несколько тактов из полонеза Огинского и всякие простые популярные мелодии.
После занятий я приходил в библиотеку и сидел в ней до ужина. Библиотекарша была образованной и интересной женщиной. Я с ней подружился. Она всегда рекомендовала мне для чтения что-нибудь занимательное и познавательное. Больными темами у меня тогда были архитектура и минералогия. Я мечтал нарисовать идеальный город с точки зрения расположения домов, парков и различных инженерных сооружений.
На зимних каникулах я снова посетил родной город, но племянниц уже не нашел.
"Олег, их удочерили в благополучную семью. Там им, наверное, будет лучше" - сказала мне Елизавета Александровна.
А я подумал: "Может быть она и права".
Весной 1989 года я написал письмо в детский фонд имени В.И. Ленина с просьбой решить одну щепетильную проблему. Царева Елена Ивановна сделала доброе дело. Хотя мать не лишили родительских прав по причине ее психического заболевания, зато каждый месяц из совхоза "Черноярский" мне стали присылать по 70 рублей.
В июле 1989 года я поехал в Татарию к ближайшим родственникам Геры. Меня очень удивила грязная Казань и широкая Кама с большим паромом. От Базарных Матак до деревни Нижнее Кольчурино добирался то на тракторе, то на машине, то на повозке. Я пришел к Николаевой тете Нине поздно вечером. На улице было уже темно. Младший брат, Гена очень обрадовался моему неожиданному визиту. Неделю я жил в деревне, спасаясь от жары в мелкой речушке. Потом настала пора уезжать в Астрахань. Старший брат вызвался отвезти меня на трассу. Я сел на мотоцикл и мы поехали по бездорожью в сторону Ульяновской дороги.
Мотоциклист несся с такой большой скоростью и азартом, что в один момент я подумал: "Как бы перевернулись".
Это и случилось. Когда я слетел с сиденья и полетел на землю, собирая лицом камни и траву, то в голове возникла мысль: "Сейчас я умру".
Но этого не произошло. Мы вернулись в деревню и еще три дня я пожил у тети Нины. А потом из Казани на самолете я улетел в Астрахань весь в шрамах и с опухшими, залитыми кровью глазами.
Когда я пришел в школу-интернат №3, то повариха спросила: «Тебя казанские ребята побили?».
«Нет, это я с мотоцикла слетел» - ответил я.
«Не обманывай меня» - сказала тетя Тамара.
Когда говоришь людям правду, они не верят, а ложь охотно за правду принимают. Дурачки.
Вначале второго курса окончательно определился в выборе соседа по комнате. Надоело жить со свиньями и дебилоидами. Олег из Ужгорода был интересным человеком. Его рассуждения мне иногда нравились. Но в то же время слабохарактерность этого парня меня возмущала. Пацаны посмеивались над ним и частенько посылали за чем-нибудь в магазин. Кроме того, он постоянно болел и сморкался то на подоконник, то около кровати, то на тумбочку. В первое время я даже его защищал от ребят, но потом все-таки решил отказаться от шефства. В ноябре 1989 года я добился отселения Олега Крючкова. А помогла мне в этом вся та же Галина Павловна. В своей комнате я сделал ремонт: покрасил окно и дверь, построил антресоль, повесил полочки. И еще починил радиосеть на втором этаже, за что получил всеобщую благодарность.
Осенью в нашей группе появилась высокая украинская девчина из города Ромны Сумской области. Ольга была очень болтлива. Ее необычный говор вызывал у многих смех. Однажды она рассказала нам историю про то, как у себя на родине прыгала с пятого этажа.
Одногруппники удивились и спросили: "И как же ты не разбилась?". Назаркина не растерялась и ответила: " Я в руке держала зонтик, а внизу стоял стог сена".
Конечно, никто ей не поверил. Потом многие вспоминали эту сказку и смеялись над Ольгой. Со мной в группе учились еще две девушки, Люба Перфильева (ныне Виноградова) и Лена Дмитриева (сейчас Клевенская), которые пытались отучить меня ругаться матом. За одно произнесенное нецензурное слово я получил подзатыльник или подчелюстник. Спасибо им за проделанную воспитательную работу.
Весной того же года я устроился на бараночный завод №1. Народ здесь оказался веселым. Женщины крыли всех матом и постоянно над кем - нибудь подшучивали. В конце каждой смены давали паек, состоящий обычно из бутылки растительного масла, десятка яиц, пряников, сушек, маргарина и сахара. На выходе стояли бабушки, которые должны были следить за тем, чтобы заводские работники не воровали. Но все это не мешало людям выносить трофей. Я таскал домой пряники, сушки и сахар, потому что в общаге они пользовались большим спросом. Но однажды меня поймали злобные сотрудники вневедомственной охраны и с тех пор я прекратил заниматься "воровством". Зарплату я получил на 50 % меньше, чем обычно. Несун из меня так и не получился, потому что я испугался подобных повторений.
Некоторые мужики на бараночном заводе любили выпить. Слесарь Славка был самым главным по этой части. Он часто шутил, но его приколы казались детским лепетом по сравнению с другими весельчаками.
Однажды Руслан, Макс и Юрик, подойдя ко мне сзади, скрутили и связали мои руки и ноги, а потом положили на большую деревянную тележку и возили по пряничному цеху. Через несколько минут прибежала мастер и отругала их. Но на этом шутки не закончились. В одну из вечерних смен они неожиданно связали меня и отнесли в соседнее помещение. Там положили в огромную емкость, а после этого закопали в теплых сушках. Последний прикол оказался слишком "веселым": одев крафт - пакет, ребята оттащили меня на 3 этаж и поставили под душ, включив холодную воду. В итоге я простыл. А пацаны нарвались на большие неприятности, ибо в мое отсутствие на рабочем месте было произведено много брака.
Учился я хорошо. Спецтехнологию нам преподавал Виктор Михайлович Коновалов. Это был самый лучший учитель. Он читал нам лекции, рассказывал всякие забавные истории и часто давал познавательную информацию почти по всем областям человеческой жизни. Казалось, что у него не голова, а огромная база данных. Еще я любил алгебру, геометрию, физику и астрономию. Последние два предмета вела очень хорошая женщина, но однажды произошел случай, надолго изменивший наши добрые отношения.
Я шел по коридору в сторону ее кабинета. На полу валялась рейка, которая ранее была прибита к деревянной части стены. Вдруг из класса вышла физичка и стала орать на меня, обвиняя в хулиганстве. Затем она стукнула этой деревяшкой по моей голове. А я назвал ее свиньей.
"Больше не приходи ко мне на занятия" - услышал я в ответ.
Потом меня всячески пытались убедить в том, что людям иногда надо прощать. Галина Павловна даже сказала: "Она может быть и не права, но ты должен с ней помириться". Это, конечно, произошло, но не сразу. Зинаида Викторовна все-таки поставила мне пятерку. Из-за ссоры я не получил возможность съездить в Чехословакию и Мурманскую область.
Мне сообщили: "Вот, когда себя будешь вести лучше, тогда и поедешь куда-нибудь. А пока завидуй другим". Мне было досадно, но вскоре грусть прошла, потому что в конце второго курса мне выдали бесплатную путевку в Одесский детско-юношеский санаторий. Я хорошо там отдохнул и вкусно поел. Девочек там было очень много. Помню, две особы даже подрались между собой из-за меня. Я до сих пор не могу понять - что же они во мне нашли. Дружил я одновременно с двумя дамами. Одна жила в Киргизии, а другая в Литве. Короче говоря, произошла какая-то Санта - Барбара. Уезжая в Москву, я взял их почтовые адреса и писал им в течение двух лет.
На всех праздниках и каникулах нас возили по стране. Два раза я побывал в Ленинграде, съездил в Орел, Смоленск, Рязань, Киев, Житомир и Крым.
В конце июля 1990 года я поехал в Болгарию. Мы работали на заводе по производству соков из помидоров, айвы и персиков. Наша группа жила в одноэтажном доме на территории предприятия, которое находилось на окраине города Павликени.
Местные болгары, румыны, турки и цыгане приняли меня за своего. Мужики приглашали постоянно в бар и я часто засиживался с ними допоздна, попивая брэнди или какой-нибудь другой крепкий напиток. Меня удивили шикарные иномарки, чистота на улицах, чудесная природа, добрый и отзывчивый народ. К нам часто приходил Родослав и угощал ракией. Высокий и не бритый парень по имени Красимир либо брал меня за шкирку и кидал в большую кучу картонных коробок, либо боролся со мной на грязном полу. Однажды, не выдержав постоянных шуток и борьбы, я запустил в него бутылку с соком. После этого случая он обходил меня стороной.
На заводе при входе стояла огромная машина для мытья фруктов и овощей. Местные девушки часто обливали нас холодной водой из шланга. Иногда мы и сами баловались, направляя струю на какую-нибудь сумасшедшую Пэпу.
Помню, провожали Дэнчо в Армию. Проводы отмечались за месяц до отправления в вооруженные силы и поэтому это нас тогда очень удивило. Все-таки странные эти болгары.
Кормили нас очень вкусно. Но чая никогда не было. Вместо него мы пили сладкую воду, приготовленную из розы. Стаканы заменялись глубокой железной тарелкой. В нагрузку еще давали большую ложку, которой мы черпали удивительную розовую жидкость.
По стране катались мало. Удалось лишь побывать в Габрово, Велико-Тырново и Плевене. В Софью мы так и не попали. Великое упущение.
В августе погиб Виктор Цой. Мы долго не могли поверить в это. Оказывается, здешние люди знали многих наших артистов, но о солисте группы «Кино» никогда не слышали.
Когда настала пора отправляться в СССР, все плакали. Я тоже хныкал. Уж очень не хотелось уезжать оттуда. До сих пор помню, как в автобусе звучала популярная песня Belinda Каrlisle. Теперь, когда слышу ее, сразу вспоминаю любимую Болгарию. Приехав на Киевский вокзал, мы узнали, что в Москве табачный кризис. А люди ждали болгарских сигарет, которые якобы уже давно отправили в железнодорожных вагонах из Пловдива.
Вокзальная грязь, дождь, закрытое метро и недовольные жизнью люди - все это сразу испортило настроение. Мне стало грустно. Около месяца я скучал по Болгарии. О ней мне постоянно напоминала курточка, которую я там приобрел. В Павликене я купил дезодорант "Корсар" с очень приятным запахом. Он быстро у меня закончился. Долгие поиски по магазинам не привели к желаемому результату. До сих пор мечта приобрести болгарскую диковинку так и осталась не реализованной.
Во дворе располагалось футбольное поле. Мы носились вокруг него на уроках физкультуры. Я бегал очень быстро и поэтому два года представлял наше ПТУ на соревнованиях по легкой атлетике среди учащихся профессионально-технических училищ, которые проходили каждую весну на стадионе "Трудовые резервы" в Измайловском парке.
Зимой физкультурник заставлял нас кататься на лыжах. Он постоянно ругал меня за лень. Несмотря на его усилия, я так и не научился ездить на них. Об этом даже и не жалею.
На третьем курсе литературу нам стала преподавать другая учительница. Последнее сочинение я написал на свободное тему. Любимого героя я выбрал Остапа Бендера. Литераторше это не понравилось и она поставила мне две четверки, которые попали в красный диплом.
Перекресток двух дорог
В связи с тем, что в Москве тогда еще существовал лимит, то меня, как и всех других, стали прописывать в другой район. Мне предстояло работать в "Мосотделстрой-5". Такая перспектива мне не понравилась, ведь я получил красный диплом и собирался поступать в Московский инженерно - строительный институт. Из-за того, что у всей группы паспорта для прописки забрали еще в мае, за месяц до защиты дипломной работы, подать полный комплект документов в ВУЗ я не смог.
В июле 1991 года я побывал в Астрахани и Минске. Во Львове я впервые съел настоящий украинский борщ, а Ужгород меня удивил своим национальным многообразием. В этом приграничном городе жили русские, украинцы, цыганы, молдоване, румыны, болгары, гагаузы, мадяры, чехи, словаки, поляки, белорусы и другие представители земного шара. Видел я Карпаты, покрытые соснами, елями и различными лиственными деревьями. Такой красоты я, наверное, больше никогда не увижу.
Особенно мне понравилась Литва с ее чистотой, порядком и добрыми людьми. Правда, недоразумения и здесь случались, но они были мелочью по сравнению с другими этапами жизни. Помню, я сидел в Каунасском кафе на Лайсвес Аллее и ел с Аллой Строковой ципеллино. К нам подсел какой-то мужик и стал о чем-то рассуждать. Девушка поговорила с ним на литовском языке, а он встал и начал на меня орать. Мол, я русский и поэтому меня надо бить. Но на его возгласы никто не отреагировал. Когда мы вышли из кафе, он стал просить меня зайти к нему в гости. Я отказался. После этого его гнев стал еще сильнее. Мы взяли руки в ноги и побежали в сторону вокзала. Но расстояние до него оказалось не маленьким. Мы добрались до остановки, на которой стояло много народа. Приехал автобус. Все люди зашли в него без ругательств и суеты. И это меня очень удивило. Запомнилась мне и здешняя пунктуальность. Электрички на станцию всегда приходили вовремя. И это было типично для всех видов транспорта.
В августе я решил уехать из Кайшадориса. Но в Москве случилось ГКЧП. На улицах Вильнюса и Каунаса стояли танки. С большим трудом мне удалось взять билет на поезд у перекупщиков за двойную цену.
Приехав в столицу, я увидел напротив гостиницы "Москва" танки и толпы народа. В центре города машины не ездили и кругом мирно ходили люди. Некоторые стояли и слушали выступление всяких ораторов, призывающих зевак к какому-то протесту. По площадям носились иностранные журналисты и пытались запечатлеть необычную ситуацию.
До конца августа я бродил по Москве без удостоверения личности, а потом сам поехал в училище и забрал его у паспортистки. К тому времени нас только выписали из общежития училища.
Настало время неопределенности. Я не знал, что дальше делать. Как жить? Но прошло несколько дней и кое-что наметилось.
7 сентября я поехал в Амурскую область. Меня пригласили туда Света Калитина и ее муж Аким. Они жили в поселке Дипкун и хотели накопить кругленькую сумму денег на машину. Мои старые знакомые обещали работу и жилье.
Дорога в Сибирь мне очень понравилась. Природа за окном часто менялась. Я проехал Урал, Свердловск, Тюмень, Омск, Барабинск, Новосибирск, станцию Тайга, Красноярск, Тайшет, Братск, Северобайкальск и остановился в Тынде. Вечером того же дня я приехал в пункт назначения. Утром, прогуливаясь по местности, я увидел красивые сопки, маленькие речушки, а на горизонте снежные макушки каких-то высоких хребтов.
Какое-то время пожил у Светы. Пока не произошел один нехороший случай.
В центре поселка был Дом культуры. Я часто ходил в здешнюю библиотеку и на дискотеки. С местной молодежью я практически не общался. Одна девушка пыталась со мной познакомиться, но я даже и не мечтал идти на контакт. Расширять круг знакомств я не хотел. Поселок был небольшим и поэтому мне казалось, что все друг друга знают. Я боялся каких-либо интриг и разборок. К тому же со временем я решил навсегда покинуть этот край, ведь Москва звала и днём, и ночью.
Однажды после дискотеки я возвращался домой. Вдруг сзади меня кто-то стукнул палкой по голове. Я обернулся и увидел толпу парней, поэтому схватил ноги и стал удирать. Сделал два круга вокруг микрорайона, но догнать сразу им было не по силам. Потом около клуба они меня окружили и стали избивать. Вдруг какая-то девушка обняла меня, лежащего на земле. А парни ушли, обвиняя ее в распутстве.
Утром я проснулся от сильной головной боли. Плохо соображал. Голова кружилась и была покрыта шишками и синяками. Затем кое-как пришел на работу в Военторг, где мне замазали раны зеленкой.
Магазин, в котором я трудился, располагался на территории военной части. Бедные солдаты ходили на нашу помойку и ели полусгнившие дыни, арбузы и помидоры. В здешней поликлинике врачи в военной форме двадцать минут выдирали мне зуб. Да так, что сильно поранили губу. И не удивительно, потому что эти «профессиональные стоматологи» использовали специальную технологию удаления зуба методом «зубило-молоток-кусачки». Даже с заморозкой я чувствовал, как они выдалбливали мой зуб из насиженного места. После их странного хирургического вмешательства дырка в десне зарастала на протяжении двух лет. Из неё часто с болью вылезали белые кусочки зуба.
От Военторга мне выделили комнату в бараке, в которой стояла одна кровать. Отовсюду дуло. Я промерз в этом бомжатнике две ночи, а потом забрал вещи у Светки и уехал в районный центр, не сказав никому о задуманном. В тепловозе было тепло. Всю дорогу смотрел в окно и видел низкое звездное небо. Такой красоты я в жизни больше не встречал. В Тынде было около сорока градусов мороза. Я отморозил себе уши, хотя носил шапку. Лицо часто покрывалось льдом, а тело насквозь продувалось ветром, так как одежда была легкой.
В здании железнодорожного вокзала я любил смотреть телевизор. Однажды показали документальный фильм. В нем обсуждали тему смерти и как люди часто рискуют своей жизнью, чтобы доказать силу и смелость. В результате они становятся калеками или вообще погибают. Этот фильм произвел на меня очень сильное и грустное впечатление.
В Москву я отправился по транссибирской магистрали, проезжая Читу, Улан-Удэ и Иркутск. Со мной в купе ехали две женщины, которые рассказывали друг другу о своей жизни и делились собственными переживаниями. Я лежал на верхней полке и невольно слушал их повествования. Вскоре поезд остановился на станции Могоча и к нам поселился какой-то мужик. Через несколько минут он разговорился с дамами и убедил их в необходимости гадания на картах.
"Мужчины не умеют хорошо гадать" - сказала одна женщина.
"Вы не правы"- сказал незнакомец.
Потом он рассказал им об их прошлом и познакомил с будущим. В его повествовании не было ни одного карточного слова. Это была настоящая литературная речь, что очень меня удивило. Я решил спуститься вниз.
Он сразу спросил меня: "Молодой человек, Вы, наверное, хотите, чтобы я Вам тоже погадал".
Я посмотрел ему в глаза и сильно испугался. Его взгляд прокалывал мое сердце насквозь. Мне показалось, что он может читать мысли. Таких изумрудных глаз я никогда не видел.
Я попытался выйти из купе, но мужчина сказал: "Ладно, гадать я Вам не буду, а скажу лишь, что у Вас было тяжелое детство. Вы обязательно должны идти учиться. Если это сделаете, то Ваше имя попадет в историю, в противном случае, ничего не добьетесь. Вы хотите узнать сколько лет проживете?"
"Нет"- смущенно и неуверенно ответил я.
"Не бойтесь, гадать не буду. Сделаю по-другому" - сказал он.
Дядька положил свою ладонь мне на голову и через несколько секунд произнес: "Вы умрёте естественной смертью примерно в восемьдесят шесть лет".
Я очень испугался, подумав: "Зачем так долго жить? Мне и пятидесяти хватит".
Всю оставшуюся дорогу я старался не встречаться взглядом с этим загадочным мужиком. Потом выяснилось, что он уже в течение двадцати лет ездил в Сибирь на сезон в качестве старателя. Мыл золото на речках Читинской и Амурской областей.
Через пять дней поезд остановился на Казанском вокзале. Я вышел из вагона и направился к метро.
Вдруг сзади я услышал: "Молодой человек, подождите! Не спешите! Я забыл Вам кое-что сообщить».
«И что же это?» - спросил я.
«Вы можете мне не верить, но в этой жизни мы с Вами еще обязательно встретимся" - сказал он.
Я попрощался с ним и быстро пошел в подземку. Сердце мое билось от страха, ибо я испугался этих странных и неожиданных слов.
13 января 1992 года я вновь устроился на бараночный завод №1. Работал по две смены. Днями и ночами. Заработал варикозное расширение вен. Жил в рабочем общежитии на Абрамцевской улице. Помню, как соседи мне не давали спать по ночам. Один из них однажды выпал из окна и разбился насмерть. Оказалось, что был очень пьян. Другой постоянно рассказывал о правильном питании. Затем неожиданно исчез, но потом выяснилось, что он стал кришнаитом. Больше я его не видел.
Свои ценные вещи, документы и деньги я хранил в дипломате с кодом. И вот однажды его кто-то унес. Три дня ушло на поиски. Соседские пацаны нашли одного алкоголика, укравшего мой любимый дипломатик. Меня удивило то, что он ничего не взял, но пытался, потому что на дипломате виднелись следы взлома. Остались и железнодорожные билеты из Москвы в Волгоград и обратно. Прибежав на платформу, я увидел вдали лишь хвост, уезжающего поезда №1. Быстро сдав проездной документ, купил билет на следующий поезд № 3, который отправлялся через час. До столицы Волгоградской области я доехал с комфортом в спальном вагоне.
В мае 1992 года послал по почте паспорт и приписное свидетельство в Тынду. И почти до конца лета жил и работал в Москве без этих важных документов. В конце августа взял недельный отпуск и поехал в Каменный Яр. Там я познакомился с профессором Валерой Радько, его семьей и друзьями. Они приезжали к нам на Волгу каждый год, здесь отдыхали и ловили рыбу. Помню, Валера сказал мне: "Олег, ты умный парень и поэтому иди лучше учиться, а иначе пропадешь". Если честно, то я не люблю слово умный. Но профессора поблагодарил за совет. Мы обменялись московскими координатами и разбрелись по разным сторонам света. Спустя два дня я приехал в Черный Яр.
Мама все-таки прописала меня, но сказала: "Через полгода после поступления в институт, ты должен будешь выписаться от нас. Ты не мой сын. Твоя просьба не понравилась Давыдулину. Так что действуй".
Я зашел в райвоенкомат и получил приписное свидетельство. Потом заглянул в сельсовет и забрал паспорт с готовым штампом в разделе "Прописка", где красовался адрес: улица Горная, дом 11.
В сентябре я вышел на работу. Через два месяца мне вновь пришлось ехать в Черный Яр для прохождения медкомиссии. А после этой неприятной процедуры явился в военкомат.
Какой-то начальник в форме обратился ко мне: "Дай-ка посмотреть приписное свидетельство".
Я протянул ему документ. Он взял его и сказал: "Завтра ты пойдешь служить в армию".
Но не тут было. Уже вечером того же дня я сидел в автобусе, который вез меня в Волгоград, откуда я возвратился в Москву.
Новый 1993 год я встретил с Димой Шевченко, его мамой и ризеншнауцером по имени Чарли. Хорошее, спокойное и культурное было празднование. В ту ночь стоял двадцатиградусный мороз, переливался снег, а на Снайперской улице раздавался гром петард. Я тогда еще подметил: "Наверное, этот год мне принесет удачу".
В июле я окончательно подготовился к вступительным экзаменам. Поход на геологический факультет МГУ не принес положительных результатов, так как у меня отсутствовало приписное свидетельство.
Подобная ситуация меня постигла и в геолого-разведочной академии. Один доцент сказал: "Да, у Вас красный диплом. Если сдадите экзамен по математике, то поступите. Но в октябре или ноябре Вас заберут в Армию".
Я испугался и не стал подавать документы. Пришел домой расстроенным. Вечером позвонил Валера Радько и я рассказал ему о своих абитуриентских приключениях.
"А почему ты не пошел в Горный институт? Это же по твоей части. Там, кстати, при поступлении приписное свидетельство не требуется. Завтра же иди туда" - сказал он.
На следующее утро я попал в МГГУ и сдал документы. Потом был экзамен по математике, который прошел удачно. А 22 июля 1993 я увидел свое имя в списке поступивших.
Студент Московского горного университета
Здесь мне сразу понравилось. В холле главного корпуса стены из горных пород, а парадная лестница не хуже той, по которой когда-то бегала Золушка. Отдельный физкультурный корпус меня очень удивил. Единственное, что плохо, так это отсутствие плавательного бассейна и Дома Культуры. Университет находится в центре города. Во дворе растут каштаны и акации. На фасаде главного корпуса день и ночь стоят восемь непьющих шахтеров. Некоторые даже говорят, что противников спиртных напитков у нас в ВУЗе еще больше, но я конкретно я знаю только двух - дворника дядю Володю и доцента кафедры ТПР Дениса Константиновича Зенько. Это, конечно, шутка. Просто этих людей я вспоминаю сразу, когда поворачиваю с Ленинского проспекта к железной калитке МГГУ и вижу скульптуры жителей подземелья. В начале первого курса я обошел все подвалы, столовые и буфеты. На первом этаже главного корпуса находилось кафе "Кон-Тики". Здесь всегда было накурено и шумно. Обычно там тусовались студенты прохладной жизни. Однако сюда иногда приходили пообедать аспиранты, профессора, доценты и сотрудники университета. Некоторых из них очень возмущал студенческий контингент этого закусочного учреждения. Сейчас обстановка изменилась в лучшую сторону. Но, несмотря на позитив, я весьма редко посещаю это заведение, так как меня не радуют пафосные люди. Я сторонник простоты, искренности и откровенности в общении между людьми.
В первые две недели я познакомился с Геннадием Васильевичем Афанасенко, который научил меня резать и полировать поделочные камни. Нефрит мне показался очень капризным минералом, поскольку включения графита постоянно мешали достичь желаемого результата. Зато лазурит очень понравился. С ним было приятно работать не только из-за его технических качеств, но и красивого насыщенного цвета.
Тогда же я познакомился и с Виталием Сергеевичем Костюком. Этот седоволосый дяденька внушал доверие. Я никогда не видел его злым. От него постоянно излучалась какая-то нескончаемая энергия и доброта. Он дал мне возможность играть на пианино. Когда же появлялась возможность, я помогал ему в Культурном центре.
Первая сессия оказалась самой трудной. Высшую математику с первого раза сдал на двойку, философию на четверку, историю и начертательную геометрию на тройку. Зато вторая и все последующие сессии были очень успешными. Правда, по сопромату я стал пожизненным троечником. И не потому, что знал его плохо. Просто не нашел взаимопонимания с доцентом Субботиным. И вот уже на протяжении девяти лет, удачно решаю студентам задачки по этому предмету.
7 апреля 1994 года я окончательно переехал в студенческое общежитие. В коммуналке, где я до этого снимал комнату у Василия Петровича, жить стало невыносимо. Соседи часто пъянствовали, дебоширили и устраивали свинарник. Проночевав три ночи на улице, я решил пополнить список студентов, нуждающихся в казенном жилье.
Поселили меня к Володе Ивченко и Сашке Игнатьеву в комнату № 511. Они жили шикарно: в двухкомнатном блоке с лакированными паркетными полами и красивыми обоями. Сначала мне показалось, что у них очень чисто. Однако потом мое мнение изменилось. Через несколько дней в мусорное ведро полетели их грязные носки, умело спрятанные в разные укромные места.
В первое время пацаны думали, что я вообще матом не ругаюсь. Но вскоре произошел случай, после которого все узнали о своем заблуждении. Как-то вечером в нашем блоке собралось около десяти человек. Все играли в карты, а я пытался уснуть в соседней комнате. Из открытых окон дул теплый майский ветер. Из санатория-ебатория доносился девичий смех. Вдруг я почувствовал, как с меня кто-то аккуратно стягивает одеяло. Я быстро отреагировал, цепко схватившись за него. В темноте я разглядел Ольгу Шустрову.
Она крикнула: "Да он же без трусов спит".
"Это мы уже давно знаем" - равнодушно сказал Игнатьев.
Девушка завелась. Она подбежала к кровати и попыталась еще раз снять одеяло. Я разозлился и покрыл ее отборным матом. Все гости даже раскрыли рты. Они ведь не ожидали услышать от меня таких слов.
"Да, Олег. Ты, оказывается, еще тот матершинник" - сказал кто-то из соседней комнаты.
На следующий день шокирующая новость обошла почти все комнаты нашего общежития.
Я часто ходил из комнаты в комнату, из умывальника на кухню в поисках потерянных ключей. Сашка Игнатьев и Вовка Ивченко знали о моей рассеянности. Но однажды они злостно подшутили надо мной, спрятав их на люстре. Я потерял около двух часов. Ходил злой, ругал себя, больно стучал кулаком по своей голове. Потом они признались в содеянном, а я сильно обиделся на них. Но вскоре все устаканилось и мы зажили мирно.
Помню, как однажды Виктор Викторович Овечкин, преподаватель истории, сказал мне: "Олег, все великие люди были рассеянными, но все рассеянные были великими". Тогда это замечание мне очень не понравилось. Но сейчас я часто вспоминаю эту беседу и думаю, что наш любимый доцент останется в моей памяти надолго, благодаря этой интересной мысли.
Иногда я варил суп с красным перцем, который ели только двое - товарищ Македонский и сосед Саша Ким. Другие же скалили зубы и периодически высказывали свое нелестное мнение обо мне. Но это вовсе меня не пугало, ведь людей без минусов не бывает. Кроме супа я очень любил жарить картошку, которую чистил быстро и весьма странным образом, держа указательный палец на лезвии ножа. Картошку я жарил с закрытой крышкой, а в конце жарки добавлял много крупно нарезанного лука и чуть-чуть соли. Еще мне нравилась яичница, но не обычная, а приготовленная особым способом: сначала жарился лук, потом в стакан я разбивал два куриных яйца, сбивал их с жареным луком, затем эту бурду сливал на раскаленную сковороду.
Моя маниакальная любовь к чистоте никогда не давала покоя и поэтому я постоянно носился с тряпками, ведрами, мусорными ведрами и тазиками. Общался со студентами обычно на кухне или в умывальнике, подметая полы или оттирая газовую плиту. Зато все знали, что из говна я могу сделать конфетку. Наверное, в общаге я был самым аккуратным человеком.
Поздней осенью, зимой и ранней весной я одевался очень легко. Например, категорически не носил шарф, шапку, свитер, перчатки, теплую обувь и тяжелые носки. Больше всего я ценил и до сих пор ценю свежесть тела. Мне не нравится, когда рядом находятся потные люди. Это вызывает во мне бурю отрицательных эмоций. Утром и вечером я принимал контрастный душ. Любил лук и чеснок. Поэтому не болел. Лук ел не из-за боязни простыть, а я просто балдел от него. Когда я употреблял его, то чувствовал, что в висках что-то бродило и я постепенно становился пьяным. А чеснок? Что чеснок? Я обожал его за дерзкость и своеобразный вкус.
В то время у меня даже вес был бараний - 54 килограмма при росте в 172 сантиметра. И все попытки поправиться не приводили к успеху.
Однажды я сильно простыл. Помню, как по ночам работал на бараночном заводе. В лоб дул ветер из вентиляционных устройств. Такова специфика пряничного производства. В четвертую ночную смену я не пришел, потому что повысилась температура и появился кашель. Вскоре я начал терять рассудок. Две недели лежал в кровати и бредил. Кузовчикова Наташка со своими подружками лечила меня травами, йодом, баночками, горячей водой и горчичниками. И это помогло мне выздороветь. Большое им спасибо за доброту и отзывчивость. После такой страшной болезни ходить полураздетым по улицам Москвы я не перестал. С детства не любил кутаться в теплую одежду. Считал, что лучше слегка замерзнуть, чем ходить мокрым от пота.
В конце первого курса я все-таки решил перевестись на другую специальность. Как бы не старался заведующий кафедрой ФГП Гончаров Степан Алексеевич я перешел на специальность "Обогащение полезных ископаемых". Химию, оказывается, я любил больше, чем физику, хотя бы потому, что формулы различных соединений, температуры кристаллизации и кипения мне запоминались сразу. Я еще в интернате смешивал сульфат меди с какой-то другой солью, а потом сливал кипящую жидкость с третьего этажа на головы, случайно проходивших учителей и школьников. К счастью, никто тогда не пострадал. Виновника преступления искали долго, но бесполезно. Слишком тщательно я шифровался. Что не сделаешь ради науки.
15 июня 1994 года я окончательно уволился с бараночного завода и устроился в минералогический музей имени А.Е. Ферсмана. Вот это была интересная жизнь. Здесь я работал дворником, бойлерщиком и ночным смотрителем одновременно. По вечерам ходил по залу и изучал экспонаты. В первое время сотрудники милиции не доверяли мне, но потом они поняли, что ничего не упру и перестали следить за моими передвижениями по музею. Милиционеры встречались разные. Одни спокойно отрабатывали свою смену и безмятежно уходили домой. Другие вечно попадали в какие-нибудь смешные и глупые истории. Третьи для выполнения плана и получения премии катались на чужую территорию и задерживали пьяных студентов или людей без регистрации. Потом они получали нагоняй от милицейского начальства.
В музее зарплата моя была не маленькой из-за дополнительных работ, но денег постоянно не хватало, и поэтому в феврале 1995 года я ушел на другую работу.
В июне, закончив второй курс, я поехал вместе с одногруппниками на ознакомительную практику в город Губкин Белгородской области. Мы побывали на огромном карьере Лебединского ГОКа, долго бродили по его промплощадке, еще больше времени потратили на экскурсию по обогатительной фабрике. Особенно мне запомнились конусные дробилки и радиальные сгустители для сбора магнетито-гематитового концентрата.
Нас поселили в общежитие филиала "Московского открытого университета". Пацаны жили в большой комнате на 20 коек. Вечерами некоторые пили пиво и водку, ходили в бар, а поздней ночью возвращались в общагу через туалетное окно. Я очень любил ходить на пляж. На другой стороне озера находилась деревня, откуда после заката доносились веселые и грустные песни под аккомпонемент баяна. Днем вокруг пляжа паслись коровы с телятками, козы и барашки. Помню, как местные бандиты почему-то приняли меня за болгарина и приглашали выпить с ними водочки. Оказалось, что в советские годы новые кварталы Старого Оскола и Губкина возводили болгарские строители.
На третьем курсе написал письмо ректору. В нем я рассказал о поведении нашего декана, который вообще не реагировал на студенческие жалобы. Ведь в нашем общежитии жило много посторонних, воровство процветало, а наркомания никого уже не удивляла. Пьянство было обычным делом.
По словам заместителя декана, я должен был воспитывать своего соседа, не выходящего из очередного запоя. Странная логика. Но потом я узнал, что мама Валеры Киреева когда-то училась с уже упомянутым Николаем Николаевичем Хелмицким в одной группе. Она сама в этом призналась. Лора Павловна мне очень понравилась. Умная и очень добрая женщина не могла или вообще не хотела воспитывать взрослого сына. Она просила, чтобы я следил за ним и не позволял ему часто употреблять спиртные напитки.
Постоянные пьянки и разборки, запах ханки в коридорах, воровство, дедовщина, грязь, равнодушие коменданта, заместителя декана и самого декана - все это возмущало меня.
В студенческие годы я нес общественную нагрузку. Например, получал проездные билеты на транспорт и стипендию. Я даже был отчислен за то, что вовремя не выплатил некоторым студентам стипендию. У меня ее удачно вытащили в метро, да так, что я ничего не почувствовал. Декан и его заместитель были рады моему несчастью и подсуетились. Но потом меня все-таки восстановили, не только потому, что я учился хорошо. Это произошло благодаря моральной поддержке со стороны Лохиной Инны Викторовны, Ларионовой Ольги Николаевны, Сергеевой Инны Яковлевны и Нартовой Валентины Николаевны, которые работали в бухгалтерии МГГУ. Я также благодарен за это и нашему ректору Пучкову Льву Александровичу, декану факультета РРМ Попову Владиславу Николаевичу и бывшему заведующему кафедрой ТПР Ломоносову Геральду Георгиевичу. Их добрые имена останутся в моей памяти надолго.
Один парень выбил мне зуб около кабинета ректора. Помню, как наш декан, Алексей Михайлович Чумичев, сказал ректору: "У меня нет сомнений в том, что драку затеял именно Олег". И Лев Александрович ему, конечно, поверил. Потом студенты из нашей группы осудили действие Терехова, который, по их словам, поверил обещаниям старшего преподавателя кафедры химии и затеял драку. Впоследствии он всё-таки получил заслуженную пятерку. Саша долго ходил за мной и просил прощения. И это вызывало у меня некоторую злость. Когда я чётко осознаю свою правоту, то считаю, что извинения перед обидчиком излишни. Пусть он сам себя грызет. Что сделано, того не изменишь.
Александр Коган часто подходил ко мне с навязчивыми религиозными мыслями и хотел, чтобы я наконец-то поверил в бога и вступил в их странное утопическое общество. Но у него ничего не получилось. В бога я не верую.
В августе 1997 года, благодаря Вертячих Константину Сергеевичу (в простонародии Crazy) устроился работать курьером в фирму "Мастер Климат". Я носился по улицам Москвы, как лось. Хорошая была работа. Я еще больше узнал Москву и познакомился с интересными людьми. Правда, ноги часто уставали. В сентябре меня выселили из общаги ДСГ-6 и я переселился в центр Москвы.
В Вознесенском переулке со своей сестрой Катей снимал большую комнату все тот же Костик. Житуха была настолько веселая, что порою я не мог выспаться. Утром приходил на работу словно пьяный. Если не было никаких заданий, я ложился в каморку и досматривал прерванные мультики. Просыпался я обычно через два часа.
Помню, как однажды меня кто-то толкнул и я чуть не упал с банкетки. Открыв глаза, увидел Владимира Кунаева.
"Ну, вот, развел тут демократию. Пошли чай пить, студент!" - сказал он.
К нам домой часто приходил товарищ Соколов. Он любил выпить пива и почесать об меня руки, потому что я очень боялся щекотки. Дима плохо учился и поэтому спустя некоторое время его отчислили из университета.
Через месяц нас выселили из коммуналки. Один добрый человек с нашей фирмы дал мне ключи от трехкомнатной квартиры, что на Оболенском переулке. Вскоре у меня появилась соседка, приехавшая из Украины на заработки.
Бывшая учительница оказалось упорной и быстро нашла работу. Несмотря на возраст, Нина Александровна обладала большой жизненной энергией. Помню, как она отплясывала под шумную и задорную танцевальную музыку, которую постоянно крутили по молодежной радиостанции на волне 106.8 FM.
Я работал, учился, а по вечерам в тайне от тети Нины пил сок, смешанный с водкой "Смирнов", а ночью уходил на два-три часа в ночной клуб "МДМ", ведь он находился примерно в двухстах метрах от дома.
После Нового Года нас попросили подыскать себе жилье. И мы разбежались в разные стороны, но не навсегда. Мы до сих пор мы иногда встречаемся: я прихожу к Нине Александровне домой, общаюсь с ней и с ее сыном Максом, ем вкусный украинский борщ и пью самогон, если он имеется в наличии.
В середине января 1998 года я переехал в общежитие "Горняк-2". В первое время жил у одногруппников. Сашка Канарев, Андрей Пилипчик (по кличке Пили-Ели) и Виталик Филин выделили мне место для ночлега на полу. В их блоке сразу стало чисто и весело. Мы ночам долго не могли уснуть, потому что я их развлекал всякими смешными историями.
К нам часто приходила Ленка Викторова (бывшая аспиранта кафедры МДиГ), которая любила Витальку, но он почему-то не отвечал ей взаимностью. Я ей сочувствовал. Однако не все так было плохо, ведь через некоторое время у них наладились отношения, хотя и не надолго.
В марте я переехал в комнату № 511, которая находилась в запущенном состоянии. Я починил паркет, покрасил внешнюю сторону ванны и входную дверь в черный цвет, помыл полы. Добился, чтобы в смежной комнате вставили оконное стекло, потому что мои соседи почему-то боялись нашего коменданта Еганова Виктора Михайловича. Наверное, провинились перед ним. Самым лучшим человеком в блоке я считал Димку Зеленского. Он никогда не хамил, часто шутил и веселился. Помню, как он принес мне в комнату ящик пива за то, что я решил ему не только домашние задачки по сопромату, но и помог на экзамене. Этого от него я вообще не ожидал. А другой сосед, Димка Луханин, наоборот смеялся надо мной. Говорил своим знакомым примерно следующее: "Вот, дурак, бесплатно задачки мне решил". Вот и помогай после этого людям.
На четвертом курсе я стал сотрудничать с университетской газетой, на страницах которой иногда публиковались мои статьи на острые темы и кроссворды.
Студенческий профком на каникулах не забывал о своих подопечных. Его председатель относился ко мне поначалу хорошо. Иногда я получал бесплатные путевки, но спустя два-три года отношения наши сильно испортились, так как на своём персональном сайте я завел книгу жалоб и предложений, в которой осудил действия Федаша Анатолия Владимировича. Причина была проста - путевки на черноморское побережье, на взгляд студентов, распространялись не совсем честно. Некоторые учащиеся часто приходили в профком, но так и не получали возможность отдохнуть в Крыму.
Часто вспоминаю, как отдыхал на Селигере с Ольгой Николаевной и ее красивыми дочками. Вера и Надя постоянно надо мной подшучивали. Я на них не обижался, а отвечал тем же.
Однажды они сказали мне: " Олег, с тобой очень весело. Очень хорошо, когда ты с нами куда-нибудь ходишь. Смеха много".
Мы вместе купались на чудном озере, плавали на лодке на остров Любви и танцевали на дискотеке.
Вообще, плясать я очень люблю. Однажды утром я выходил из ночного клуба "Четыре комнаты" и одна девушка, уходившая с компанией в неизвестном направлении, показала на меня пальцем и ляпнула: "Вот этот пацан, так хорошо сегодня танцевал. Он так зажигал. Супер". А один мужик в "Свалке" купил мне даже две кружки пива, сказав: "Парень, не подумай ничего плохого. Просто, ты молодец. Ты очень хорошо танцуешь. Это честно. У тебя хороший слух, чувство ритма и богатая танцевальная фантазия".
Озеро Селигер мне запомнился своей природой. В лесу мы собирали чернику и землянику, на берегах росла смородина. Подъезжая на лодке к острову Любви, мы наблюдали за лошадями, у которых из воды виднелись только головы.
Однажды я отправился пешком в Осташков. По дороге хотел остановить попутку, ведь расстояние до города не маленькое. Протопав несколько километров, я увидел, как из леса выходят лосиха и ее малыш. До этого мне никогда еще не удавалось встречать лосей, я только один раз ел их мясо. Темное и жесткое. Через час мне повезло: я остановил КРАЗ и примерно через 30 минут доехал до пункта назначения.
В 1997 году случайно узнал о смерти матери. Мне вернули письмо, которое я посылал ей. На нем было написано: " Адресат умер". Ее уже не было на белом свете целый месяц, а Давыдулин так и не сообщил об этом. В свидетельстве о смерти я прочел следующее: черепно-мозговая травма, перелом шейного позвонка и переохлаждение организма. В Черном Яру поговаривали, что маму искали несколько дней и обнаружили на склоне яра. Многие склоняются к тому, что она была убита именно своим "мужем". Люди приводили факты: когда они вместе сильно выпивали, то начинали ругаться. Через некоторое время их видели на улице. Он гонялся за ней и кричал: " Убью тебя! Дом будет мой!". Конечно, ее похоронили без меня. Когда уезжал из дома, то вспомнил, как меньше года назад, прощаясь с ней, я впервые заплакал. Несмотря на всякие обиды, мне было ее очень жаль.
Сейчас иногда вспоминаю свое тогдашнее состояние. Размышляю: "Да, она была моей матерью. Очень часто выпивала. Жестоко избивала по всякому поводу. Морила голодом. Выгоняла зимой на улицу без носок и куртки. Татьяна Турмантаевна нанесла мне сильную жизненную рану. Но в то же время я стал самостоятельным. Не сильно то и озлобился на людей. В последние годы своей жизни она даже гордилась мной. Другая женщина может быть воспитала бы во мне иждивенца, потребителя и бездельника».
Все-таки матери бывают разными. Нельзя никогда однозначно утверждать: "Мать есть мать". Человек, произносящий эти казенные слова, подчеркивает свое невежество. Хуже всего, когда так думают взрослые люди, которые якобы более опытны по сравнению с молодежью. Глупцы. Они ведь всю нашу жизнь рассматривают через мутное зеркало. Не видят или не хотят видеть реальности. Сколько бездомных и брошенных детей сейчас в России? Больше, чем после гражданской войны. Однозначно. Это дело рук безответственных матерей.
10 марта 1999 года я отправил письмо в Останкино. В конверт вложил три или четыре газеты "Горняцкая смена" со своими кроссвордами и смешной рассказ о себе. 20 апреля мне пришла телеграмма, из которой стало ясно, что меня приглашают принять участие в телепрограмме "Поле чудес". Передача не очень мне нравилась, но слишком уж хотелось узнать все изнутри - какая там кухня. И вот 24 апреля я попал в студию. Помню, что тряслись руки и ноги. Кругом было много света. Нам говорили, чтобы мы не одевались полностью в белое. Предупредили также: "Не показывать этикетки на подарках, которые принесли для господина Якубовича. И не упоминать названия фирм - спонсоров". Мы очень удивились тому, что Леонид Якубович перед каждой съемкой приклеивает усы. Одет он был в очень простую одежду. И никакой издевки над нами с его стороны я не почувствовал. Я выиграл первый тур. Но в финале мне попались сушки. И я оказался в пролете. Я волновался так, что забыл тему своей магистерской диссертации. А зал смеялся надо мной, как будто бы я действительно ее не знал.
В июне меня снова показали по телеку, но уже по другому каналу. Со второй попытки я прошел кастинг в студии MTV. Через неделю меня показали в программе «12 злобных зрителей». Мне показалось тогда, что я был самым добрым. Урезали, конечно, много и даже, на мой взгляд, самое смешное. Увы, такова специфика телевидения: снимать и резать.
В ноябре 1999 года я поехал в районный центр, чтобы получить военный билет. Там я узнал от врача что, вернувшись домой из роддома, мать столкнулась с неприятностью: мой отец не поверил, что я его сын. Он побил посуду, собрал вещи и уехал, ведь они не были официально зарегистрированы. Мать сильно расстроилась. Приехала скорая помощь и увезла меня в районную больницу, а ее в психоневрологическое отделение. Врачи тогда приложили много усилий, чтобы я выжил.
Кроме Селигера мне еще понравилась Костромская область. В дом отдыха "Волжский прибой" я поехал в июле 1999 года. В его окрестностях летает множество птиц, например, зяблики, вороны, поползни, мухоловки-пеструшки, галочки, различные пеночки, соечки, чижики, пересмешки и другие пернатые. Для меня, как любителя - орнитолога, этот просто какой-то птичий рай. Я часто выходил в поле, ложился на землю и слушал природу.
В санаторий "Костромской" я попал в феврале 2000 года, благодаря студенческому профкому. Здесь я любил принимать водные процедуры, потому что девушки, работающие здесь, постоянно заигрывали с нами. Они намеренно пускали мне в трусы пузырьки воздуха и это очень возбуждало. К тому же кампания была очень хорошая: Денис Овечкин, Димка с подружкой, Ольга и ее сестра с мужем и маленьким сынишкой. Все постоянно шутили, кидались снежками и играли в карты на раздевание. Обычно между завтраком и обедом я дополнительно отсыпался. По поздним субботним вечерам пешком ходил в лучший костромской ночной клуб «Пале» и плясал там до упада, а рано утром возвращался в теплую кровать. За время пребывания в санатории я поправился на 5 килограммов. Эта был самый лучший зимний отдых в моей жизни.
За несколько месяцев до окончания учебы в магистратуре я написал статью в университетской газете, которую посвятил своим любимым учителям: "Совсем скоро я закончу учебу в родном университете. Студенческие годы уйдут в прошлое. Но в памяти навсегда останутся те, кто научил меня мыслить по-новому - мои учителя. Вера Николаевна Морозова на экзамене по высшей математике поставила мне двойку. После этого я вынужден был основательно заняться изучением самого трудного предмета. И уже в конце второго курса помогал сокурсникам решать задачи. Очень признателен Вере Николаевне за проявленную требовательность, иначе мог бы и не доучиться до шестого курса. Лекции по геологии нам читал Лев Николаевич Ларичев. Его с уверенностью можно назвать настоящим геологом, романтиком и великолепным рассказчиком. Даже сейчас, спустя несколько лет, я бы не отказался прослушать еще один курс по его дисциплине. Очень понятным и любимым предметом для меня стал тот, который часто вызывает у студентов отрицательные эмоции. Занятия по сопротивлению материалов вел Исаак Аронович Моцкин. Хочу искренне поблагодарить его за доброту, тактичность и замечательные лекции. Проснувшись среди ночи, могу рассказать, что такое балка и стержень, растяжение и сжатие, изгиб и кручение. Не могу не упомянуть Олега Семеновича Мякоту (ОПИ), Анатолия Даниловича Бардовского (ТПМ), Ингу Владимировну Осташкову и Ольгу Дмитриевну Кирсанову (химия), Джека Мубараковича Казикаева и Михаила Григорьевича Седлова (ТПР), Ольгу Васильевну Скопинцеву и Кима Захаровича Ушакова (Аэрология), Наталью Петровну Комарову и Нину Ивановну Ушакову (Экономическая теория). Спасибо Вам, дорогие учителя!".
В мае 2000 году профком студентов выделил мне путевку в санаторий «Авангард», находящийся в нескольких километрах от Серпухова. Там мне очень понравилось. Во-первых, природа хорошая – кругом лес, пруды, чистый воздух. Во-вторых, изобилие и многообразие птиц. И, в-третьих, кормили вкусно и сытно, на убой.
Диссертацию я написал в конце мая и потом почти месяц ничего не делал. Отдыхал, лежа на кровати и глядя в телевизор.
А 28 июня 2000 года получил долгожданный диплом магистра.
Перспективы
12 июля стал очным аспирантом. Студенческий профком в очередной и последний раз выделил мне путевку. Я поехал в Тверскую область. В городе Ржев было несколько домов отдыха. Но мне удалось отдохнуть лишь в "Верхнем боре". Помню, мы устроили там неофициальный праздник Нептуна. Началось все на улице, а потом действие перенеслось на балконы пятиэтажного корпуса. Сверху вниз периодически кем-то сливалась вода, что вызывало либо смех, либо ругательство. В первый раз меня облили бражкой, а потом на мою голову с тазика слили воду, разведенную стиральным порошком. Вот этот был праздник!
После поступления в аспирантуру, я решил проверить - смогу ли я получить отдельную комнату в общежитии? Ведь мне часто говорили: "Ничего у тебя не получится. Даже и не пытайся. Таких желающих у нас много, а свободных комнат очень мало".
Месяц я носился по кабинетам, но результата все-таки достиг. Спортивный интерес реализовался. Меня поселили на пятый этаж, где администратором работала Татьяна Леонидовна Мерецкая, наглая и бесцеремонная гражданка Украины, которая в то время жила в общежитии без регистрации. Она всячески пыталась заставить меня помогать ей: собирать новые кровати, столы и тумбочки. Я ей вежливо отказал. После чего наши отношения переросли в ненависть. А через восемь месяцев трудного общения в университетской газете "Горняцкая смена" появилась следующая статья.
"Считается, что общежитие "Горняк-2" является лучшим в нашем студгородке, ведь здесь на каждом этаже работают администраторы, которые день и ночь следят за порядком. Однако среди них есть и те, кого не всегда можно встретить на рабочем месте. К ним, в первую очередь, можно отнести Татьяну Мерецкую. Скрытый опрос проживающих показал, что поклонников у "хозяйки пятого этажа" очень мало, несмотря на все ее заявления об обратном. В чем же кроется причина такого отношения со стороны жильцов? Во -первых, ей не сложно оскорбить человека, отобрать у кого-либо радиоприемник или магнитофон, ворваться в комнату после часа ночи с криками. Возникает вопрос: "По какому праву?". Во - вторых, вежливо отказав администратору в помощи, вы узнаете о себе много нового из мира животных. Некоторые, оказывается, вообще не принадлежат к роду человеческому, а являются простыми парнокопытными козлами или никому ненужными беспородными сучками. В-третьих, наш администратор человек злопамятный. Это проявляется в постоянном мщении тем, кто, проявив когда-то самостоятельность в решении каких-либо проблем, выразил несогласие или проигнорировал ее замечания, упреки. Она использует всевозможные способы для достижения поставленной цели. После того, как я написал заявление на имя Николая Ивановича Абрамкина с просьбой рассмотреть ее поведение, ко мне обратилось несколько человек, пытаясь "повлиять". Кое -кто даже угрожал. Их аргумент был прост: она женщина и к тому же одна воспитывает двоих детей. Но позвольте, господа сочувствующие, разве это дает ей право оскорблять людей? До сих пор Т. Мерецкая отправляет ко мне посыльных. Недавно один из них предложил мне переехать на другой этаж. Там, оказывается, есть комната. Значит в "Горняке-2" при определенных условиях всегда можно найти хотя бы одно свободное место: сама Татьяна Леонидовна занимает вместе с двумя дочерьми целый блок на третьем этаже. А ведь ежегодно в начале сентября первокурсникам говорят: "Мест нет".
За несколько дней до выхода газеты, ко мне в комнату ворвались ее друзья из Ливана и стали наносить побои. Потом они схватили меня и потащили в администраторскую комнату. Я решил, что надо сильно кричать, чтобы в коридор вышло, как можно больше студентов. Они были бы хорошими свидетелями. Что и случилось. В итоге драчуны бросили меня на полу. После этого инциндента две недели болели руки и спина. Когда вышла моя публикация, то, по словам некоторых людей, дочка Татьяны Леонидовны, Вита, сожгла какое-то количество тиража в университетском дворе.
В МГГУ статья произвела много шума. Председатель студенческого профкома вместе с директором студенческого городка просили меня, чтобы я написал опровержение. Чего я, конечно, не сделал. В общежитии организовали собрание, на которое пригласили всех заинтересованных лиц. Я на него не пришел, потому что свою гражданскую позицию уже высказал. «Пусть за свою дальнейшую жизнь отвечают сами студенты и администрация» - подумал я тогда.
Но ничего особенного не произошло. Ведь трусость - двигатель регресса. В 2003 году несколько смелых студентов снова попытались наехать на Мерецкую. В какой-то степени им это удалось. С работы ее уволили, а вот жить она осталась по-прежнему в общежитии "Горняк-2".
Сюда меня больше не пускают. Да и делать здесь больше нечего. Конечно, иногда я скучаю по тем, кого давно не видел, но они уже не живут в этом общежитии. Например, Сашка Грабовский - всегда общительный и веселый. У него в комнате постоянно был бардак. Мне тогда казалось, что есть какая-та невидимая связь между коммуникабельностью и беспорядком в доме. Грабиков часто любил повторять пошлую поговорку: " Не хуй, на хуй, за хуй, по хуй". Где он набрался таких слов? Это осталось для нас тайной. А недавно он прислал мне большое электронной письмо, в конце которого я прочитал: "Обнимаю, целую, облизываю". Юморист. Вот уже два года он обещает взять отпуск и приехать в Москву из заснеженной Якутии.
У меня и Сашки есть одна знакомая - Инесса Максимова - уникальная девушка. О ней и до сих пор ходят всякие легенды и слухи. Когда она жила в общежитии ДСГ-5, на Студенческой улице, я периодически заходил к ней в гости. Обычно мы вместе смотрели мультики или порнуху, пили чай и вспоминали прошедшие годы. Как-то она рассказала мне вот эту интересную историю. Пришла Инесса сдавать экзамен по термодинамике. Профессор Степан Алексеевич Гончаров собрал письменные ответы и ушел. На следующий день Максимова узнала, что получила двойку.
"Ты все списала" - сказал он.
"Я ничего не списывала. Можно я пересдам" - возмутилась она.
Преподаватель вновь выдал билеты и двоечники стали строчить ответы. Но на этот раз в ведомости появилась пятерка. Спустя некоторое время, Степан Алексеевич, сообщил одной сотруднице примерно следующее: "Максимова меня все-таки обманула. Она принесла мне аудиокассету, на которой записаны все мои лекции. Оказывается, под распущенными волосами были спрятаны наушники. Надо же, какая хитрая девушка".
В октябре 2000 года я открыл свой сайт, на котором разместил фотографии природы и информацию о птичках. Первые шаги в построении домашней странички в Интернете были очень трудными, но со временем я научился некоторым хитростям.
Кандидатский минимум я сдал вовремя. Правда, в первое время с научным руководителем не мог найти общего языка. Отношения с ним усугубились еще и тем, что я сильно поссорился с финансовым менеджером ОАО "Гипс Кнауф" Добмайером Эдуардом Эдуардовичем. Он все время затыкал мне рот. Но потом я не выдержал и высказал ему свое недовольство. Он разозлился и назвал меня бомжом. В итоге я ночевал на железнодорожном вокзале в городе Новомосковске.
Через три года мы вновь встретились на банкете, посвященном защите его кандидатской диссертации. Сначала все было замечательно. Но вскоре немец начал катить бочку на москвичей. И я вновь высказал свою точку зрения. На этот раз потрясений не случилось. И мы разошлись мирно.
В августе 2001 года в газете "Моя семья" вышла моя автобиографическая статья. Через некоторое время по электронной почте пришло письмо, в котором некий Юра сообщил, что одна девушка по имени Наташа узнала в ней себя. Я написал письмо племяннице, а 2 января 2002 года приехал в Астрахань, чтобы повидаться с ней и Анжеликой. Наташкину сестру увидеть не удалось, но зато я узнал следующее: когда каждой из них исполнилось по 18 лет их приемные родители или опекуны попросили покинуть дом. Они постоянно упрекали их. Обзывали. Говорили, что Нина была пьяницей. Но это не соответствовало действительности. Наташа закончила профтехучилище. Затем стала работать, а жила в разных местах - то на даче, то у кого-то на квартире, то еще где-то. Потом в трамвае она случайно познакомилась с Олегом и спустя некоторое время вышла за него замуж. У них родилась дочка. Кем же я ей являюсь? До сих пор не могу толком понять.
В декабре 2001 года я открыл второй персональный сайт. Здесь я разместил свою автобиографию, фотографии, гостевую книгу и другую дополнительную информацию о себе. Рекламировал его всевозможными способами, за что получал по электронной почте злобные письма. Наличие сайта, конечно, добавило хлопот, но в то же время жизнь стала более интересной.
В апреле 2002 года я приехал в Астрахань и обошел некоторые детские учреждения. В результате исследований выяснилось, что 26 июля 1973 из Черноярской больницы меня отправили в Астраханский дом ребенка, а оттуда 10 ноября 1976 перевели в детский дом № 12.
Тогда же я посетил Наташку и Олега. Жизнь у них, конечно, не сахар. Его отец и другие родственники часто ругаются и не могут поделить жилье. Анжелку я в очередной раз не встретил. Она лишь позвонила и спросила про свою маму. Плакала. Вторая племянница подружилась с парнем по имени Дима. Я пришел к ним в гости, но их не оказалось дома. Наташа показала мне ее фотографию. Все-таки Анжелка красивая девушка. Она и в детстве была куколкой. Я попросил старшую племянницу съездить на могилу матери и отца. Дал адрес. Но они до сих пор не приехали туда.
Через несколько месяцев пришло письмо, в котором мне посоветовали собрать справки и обратиться по указанному адресу. Спустя несколько месяцев стало известно, что право на предоставление льготного жилья у меня действительно было, но я его не реализовал (то есть профукал, поскольку льготы распространяются только до 23 лет). Поэтому я стал свободным от всяких недвижимых мук.
ЭПИЛОГ
Через несколько месяцев мне исполнится тридцать лет. Что будет дальше?..... Этого я точно не знаю. Генеральных планов не строю. Не люблю слишком далеко заглядывать, ибо человек на Земле - существо временное. Главное сейчас – это написать и защитить кандидатскую диссертацию, а также найти творческую работу, которая приносила ещё и материальные блага.
Сколько мне предстоит ещё прожить? Неизвестно. Чего я достигну? Тоже неизвестно. Но эти неопределённости меня не пугают, потому что я оптимист. И это качество помогло мне выжить.
Я благодарен добрым людям, которые встречались на моём жизненном пути. Они, как ласточки, вовремя появлялись в трудное время. Огромное им спасибо.
Май 2002 года